В 14.30 в тот же день заходил к Маннергейму и, изложив ему вышесказанное, просил обдумать эту мысль. Беседовали с час. Маннергейм сказал в числе прочего: «Я должен рассказать правду».

Я: «Вопрос в том, нужно ли рассказывать правду сразу сейчас». Маннергейм обещал подумать. Считает естественным, что нельзя наносить ущерб интересам страны. Он уезжает 9.10.49 в Швейцарию (отложил отъезд на несколько дней)[440].

Самочувствие Маннергейма всю весну и лето было очень неважным, дальние поездки становятся для него утомительны, но несмотря на все это, наблюдательность и юмор не покидают его.

Г. Маннергейм – сестре Еве Маннергейм-Спарре

Val-Mont

25 февраля 1950 г.

Дорогая Ева, спасибо за дружеские строки, которые меня порадовали.

…Мое путешествие прошло хорошо – после того, как с помощью Линдемана[441] я сумел окончательно заполнить свои 11 чемоданов и, главное, как следует закрыть их. Как ты знаешь, я не получил место на поезд Нордэкспресс, идущий в Италию через Базель, и поэтому решил ехать на поезде Стокгольм – Париж – Лозанна. Я получил возможность удостовериться в их различии в пользу парижского поезда как в обслуживании, так и в питании.

Было интересно опять увидеть Париж, который я, на самом деле, никогда особенно хорошо не знал. Во время моего предыдущего пребывания в Париже был конец 1945 – начало 1946, и тогда мое впечатление о порядке, зажиточности, публике на улицах и чистоте было совершенно скверное. Я тогда был очень болен и слаб и больше полеживал, но все-таки пару раз прошелся по улицам. Сейчас чувствуется, что этот прекрасный город ожил и оправился, исключая, конечно, публику, которая выглядит непозволительно обтрепанной, если вспоминать элегантность прежних времен.