Но, несмотря на сдержанный, даже приглушенный тон, в «Воспоминаниях маршала Финляндии» все же звучит живой голос Маннергейма. Он считал эту работу чрезвычайно важной – завещанием народу, которому он служил, и подведением итогов. И нуждался в компетентном и доброжелательном советчике.
Г. Маннергейм – Г. А. Грипенбергу[438]
Валь-Монт, 18 февраля 1949 г.
Валь-Монт, 18 февраля 1949 г.
Уважаемый Брат.
Уважаемый Брат.
Ты, пожалуй, вздохнул с облегчением, когда я около трех недель не мешал Тебе ни новыми писаниями, ни просьбами о помощи в каких-то делах. Надеюсь, что Тебя больше не мучила латинская инфлюэнца и что ты смог отдохнуть, когда симптомы болезни миновали.
Ты, пожалуй, вздохнул с облегчением, когда я около трех недель не мешал Тебе ни новыми писаниями, ни просьбами о помощи в каких-то делах. Надеюсь, что Тебя больше не мучила латинская инфлюэнца и что ты смог отдохнуть, когда симптомы болезни миновали.
Я очень внимательно вникал в соображения, высказанные Тобой по поводу возможной публикации биографии, хотя Ты видел только оглавление и детальный обзор нескольких глав. Эти соображения вызвали тревогу и во мне, когда я оказался лицом к лицу – если можно так выразиться – с теми воспоминаниями, которые относятся к нарушениям мира, перемирия и других договоров, в которых повинен наш могучий восточный сосед. Это заставляет сомневаться – и кончить тем, чтобы положить перо и отказаться от описания того, что в конце концов вынудило нашу страну к двум войнам и к решениям, которые международному общественному мнению было трудно понять. По прошествии стольких лет уже имеется, казалось бы, право объяснить причины как таковые, не обвиняя и не освещая их оскорбительными определениями. Это история, и без показа исторического фона многие решения и действия останутся и впредь неясными. И из этого следует, что их не только можно неверно понять, но они, по всей вероятности, поневоле будут поняты неверно.
Я очень внимательно вникал в соображения, высказанные Тобой по поводу возможной публикации биографии, хотя Ты видел только оглавление и детальный обзор нескольких глав. Эти соображения вызвали тревогу и во мне, когда я оказался лицом к лицу – если можно так выразиться – с теми воспоминаниями, которые относятся к нарушениям мира, перемирия и других договоров, в которых повинен наш могучий восточный сосед. Это заставляет сомневаться – и кончить тем, чтобы положить перо и отказаться от описания того, что в конце концов вынудило нашу страну к двум войнам и к решениям, которые международному общественному мнению было трудно понять. По прошествии стольких лет уже имеется, казалось бы, право объяснить причины как таковые, не обвиняя и не освещая их оскорбительными определениями. Это история, и без показа исторического фона многие решения и действия останутся и впредь неясными. И из этого следует, что их не только можно неверно понять, но они, по всей вероятности, поневоле будут поняты неверно.