Зимовка в Колмаковском редуте

Осень 1843 года провели в селении Икогмют, а в середине ноября, едва установился снежный покров, двинулись по первопутку к редуту Колмакова.

Это была вторая зима, которую Загоскин проводил в походе. Он уже испытал на себе ходьбу на «лапках», замерял температуру на морозе, выполнял астрономические счисления на ветру, ночевал на снегу, делал записи в дневнике у костра и хорошо усвоил: на Севере кратчайший путь между двумя точками не всегда проходит по прямой — иногда сделать крюк и безопаснее, и удобнее. Путь из Икогмюта на Кускокуим пролегал по открытой тундре, в первые зимние месяцы бураны так заметали те места, что даже туземцы не отваживались ходить. А дорога в обход, через Паймют, хотя и была длиннее, зато большей частью шла по лесу, где и метель не так страшна, и хворост для костра найти проще.

Четвертого декабря благополучно прибыли в редут Колмакова. Это был второй редут на Аляске, в котором останавливался Загоскин, и у него была возможность изучить и тамошние порядки, и характеры управляющих, и отношение туземцев к русским. В редуте Колмакова ничто не было похоже не только на Михайловский редут, но и вообще на все поселения компании: «Здесь всё особенно… пища, одежда, обыкновения, самые люди. Во всех отделах русские, креолы, алеуты, состоящие на жалованье, без пайка муки, как говорят, жить не могут. Здесь не откажутся от муки, но ее случается так мало в привозе, что месяца по три забывают о хлебе. Да и пользующихся правом на мучной паек из 15 человек служащих, со включением управляющего, всего шестеро. В Михайловском отделе русские надели туземную одежду; здесь, напротив, туземцы носят и зимою наши сукна; там управляющий барин, здесь тятя и первый труженик…» Этот труженик, установивший в своем редуте порядки, восхитившие лейтенанта, — Семен Иванович Лукин. Вот его история, рассказанная Загоскиным.

Отца Лукина в 1806 году убили колоши во время нападения на Якутат, а его самого мальчиком взяли в плен. Два года он прожил у колошей. Освободила его команда американского судна, и капитан отдал ребенка Баранову. С тех пор Лукин жил у главного правителя Русской Америки и воспитывался вместе с его сыном. В 1816 году он был отправлен Барановым на Кадьяк, в 1819-м служил толмачом в Александровском редуте.

Лукин прекрасно знал местные языки и не раз помогал Загоскину разбираться в нагромождениях труднопроизносимых названий, подчас по-разному обозначавших одни и те же географические объекты. Но более всего лейтенанта поражали не познания управляющего, а его характер и образ жизни: «Лукин живет и жил, что называется, настежь; мы часто видали в его каморке по десятку туземцев, которые целые дни помалчивают между собою в ожидании хозяина, работающего где-нибудь в лесу или у запоров. Если случатся у него гости в обеденную пору, то кусок юколы и чайник колониального чаю делится с присутствующими; зная тонко их обычаи, он никогда не спрашивает, кто и зачем пришел… Лукин столько же доступен ночью, как и днем: прихожий стучится под окно и бывает впускаем без опасения».