Через других беженцев девушки узнали, что один из их братьев, Эмиль, воевал в партизанах и остался жив. Они послали ему открытку. Вскоре он приехал в Братиславу, чтобы взять на себя заботу о младших сестрах. «Он был для нас папой, мамой и вообще всем, а мы были его маленькими дочками». Берта с Фани целый месяц ничем не занимались – только восстанавливали силы. Михаил Лаутман тем временем то и дело к ним наведывался, узнать, все ли в порядке. «Через пару месяцев он стал моим мужем», – улыбается Берта. На их свадебной фотографии сзади Берты стоит Елена Цукермен (№ 1735).
Ружена Грябер Кнежа, добравшись до Братиславы, остановилась у старых друзей, Корнфельдов. Ее муж Эмиль, который находился тогда на другом конце страны, услышал, что она жива, и тут же ринулся на ночной поезд. Он пришел к Корнфельдам в восемь утра, когда Ружена еще не проснулась. «Я была очень слабой и усталой. Его провели в комнату, где я спала. Он разбудил меня, и мы молча смотрели друг на друга. Перед глазами вдруг пронеслось всё, все эти долгие годы. И потом хлынули слезы».
Близился конец длившейся уже месяц одиссеи, но, когда до Гуменне оставалось каких-то 35 километров, поезд Эдиты вдруг встал на станции Михаловце и двигаться дальше, судя по всему, не спешил. В этом городке когда-то жили Алиса Ицовиц и Регина Шварц с сестрами. Алиса в тот момент сидела в телеге, а сестры Шварц восстанавливали здоровье в Штутгарте. Эдита ехала одна.
Эдита нетерпеливо вышагивала взад-вперед по платформе, ожидая, когда дадут свисток. Так близко от дома и в то же время так далеко. Она уже начала было подумывать, не пойти ли снова пешком.
– Вы, случайно, не дочь Эммануила Фридмана?
Эдита с платформы посмотрела вниз на произнесшего эти слова мужчину, одного из немногих оставшихся здесь евреев, – тот, прищурясь, тоже уставился на нее, не веря, похоже, своим глазам.
– Да, это я.
– Ваш отец здесь! В синагоге!
Ах да, сейчас же Шаббат! Когда ей в последний раз выпадал день отдыха? Она так давно не соблюдала Шаббат, что уже успела забыть, что это такое.
– Прошу, – взмолилась она, – вы не могли бы дойти до синагоги и сказать ему, что я здесь, в поезде? – Ей не хотелось покидать платформу, ведь состав в любой момент мог тронуться.
Мужчина бросился к синагоге и, влетев внутрь, закричал поверх голов:
– Эммануил! Твоя дочь Эдита вернулась из лагерей!
Эммануил поспешил на станцию, где поезд все еще ждал свистка и собирался, кажется, стоять там вечно.
– Папа! – Эдита бросилась к отцу, собираясь упасть в его объятия, которые развеют этот кошмар, и она почувствует себя заплутавшим ребенком, вернувшимся домой.