Стоит вспомнить статью из «Московского сборника» «Новое христианство без Христа» (1901), где Победоносцев, не называя автора по имени (несомненно, имеется в виду Лев Толстой), фактически обвиняет его сочинения в дурном влиянии на «толпу» восторженных читателей. «Когда идея – какая бы ни была – овладевает гениальным художником мышления и слова, он может приложить к ее развитию всю силу своего таланта и воздвигнуть на ней здание, поражающее красотой и стройностью логических выводов из мысли, в существе своем ложной. Но к распознанию этой основной лжи неспособна толпа, увлеченная своим восторгом. А творец-художник, увлекаясь и своим созданием, и восторгом своих поклонников, сам входит мало-помалу в роль пророка, призванного обновить человечество новой идеей и рассылать во все концы восторженных ее проповедников – учеников своих»28.
Возможно ли допустить, что опасения Победоносцева отчасти касались и Достоевского? Думаю, возможно: если бы Константину Петровичу пришлось запрещать «Братьев Карамазовых», он бы мотивировал запрет именно тем, что ложная идея в романах Достоевского может овладеть слабыми, некрепкими умами.
Очевидно: во все эти тонкости и оттенки сценарист входить не захотел, а выпрямил, в угоду тенденции, сложный рисунок диалога писателя с правоведом, превратив правоведа и государственного деятеля почти что в карикатуру: злобный коршун Победоносцев клюет робкого и покорного кролика Достоевского и подчиняет его своей прокурорской (инквизиторской) воле.
Достоевский в свете политической целесообразности
Достоевский в свете политической целесообразности
В том же ключе, со сгущением событий и красок, движется действие картины, посвященное петербургской молодости писателя. Он бы и рад любить «Петра творенье», но за каждым поворотом дворцовых ансамблей и мраморных колонн и статуй кроется нищета трущоб, вопиют несчастье и горе народное. Он становится свидетелем жуткой сцены, как под барабанные звуки военного марша сквозь палочный строй солдат ведут полуголого седого старика, удары шпицрутенов сыплются на его обнаженную тощую спину, и он из последних сил кричит: «Братцы, помилосердствуйте!» Но братцы не дерзят ослушаться остервенелых криков командира… Под звуки этого марша будут выводить на казнь и петрашевцев.
Толстовский сюжет рассказа «После бала» отыгрывается на ситуации с Достоевским, которого корчит от увиденного. И если персонаж Толстого всего только разлюбил дочь полковника, командовавшего избиением беглого солдатика, то удрученного Достоевского эта сцена заставила прийти к дому титулярного советника Буташевича-Петрашевского – его роль сыграл сам В.Б. Шкловский (портретное сходство поразительно).