В собрании молодые, прилично одетые мужчины по очереди произносят речи – о том, как тяжела жизнь, как все несчастны, как в столице люди томятся в бессмысленных работах. Поэтому нужно все это страшное существование до основания разрушить и устроить жизнь свободную, роскошную, богатую, радостную. «Вот цель наша, господа!» Участники сходки мечтают о новом строе, где не будет угнетателей. Петрашевский провозглашает общество без религии – ибо она вредна и безнравственна. Шпион Антонелли фиксирует в блокноте момент появления Достоевского и его рассказ, как на плацу старика забили до смерти. Один из участников собрания исполняет романс «Безумцы» на слова Беранже (перевод В. Курочкина):

Мимо окон дома Петрашевского под конвоем ведут каторжников; они нестройно поют что-то тягучее, заунывное. Такая же участь вскоре ожидает гостей Петрашевского. «Нужно связаться с черкесами, татарами, со всеми пленниками этой тюрьмы народов», – произносит один из участников собрания. «Надо типографию ставить», – вносит свою лепту Достоевский. Солдат, которого на улице отхлестал по лицу офицер, закалывает обидчика штыком своей винтовки.

Картина революционной ситуации очерчена. Тюрьма народов! Определение найдено.

Нечего и говорить, насколько искривлено – и в крупном, и в мелочах – представление об обществе Петрашевского и роли Достоевского в нем. «Разговорное» общество и его участники предстают как опасные заговорщики, со связями в войсках и изданиями подпольной литературы, как готовые к бунту революционеры. В качестве доказательства фигурирует «Словарь иностранных слов», в составлении которого участвовали многие петрашевцы и где, например, слово «ирония» трактуется «как если бы кто говорил хорошо о самодержавии». Государь Император Николай I (Николай Витовтов) с ненавистью и гневом читает эту ересь. «Ирония? Я покажу им иронию», – мстительно произносит он, разбивая чайной ложкой яйцо всмятку. Далее – арест, приговор, гражданская казнь, этап в Сибирь.

Едва ли не каждая сцена требует комментария о том, «как всё было на самом деле» – потому что и в этой части картины сплошь искажения, преувеличения, сгущения красок.

Сцена в «Канцелярии для производства дел о преступлениях государственных», где жандармский генерал Л.В. Дубельт (Николай Радин) с оттенком отеческого сочувствия допрашивает Достоевского, угощает его папироской, замечает у подследственного отсыревший и заплесневевший котелок (дурная штука – каземат) – целиком выдумана.

Так же выдумана и реплика Достоевского в адрес Дубельта, цитирующая слова Раскольникова, обращенные к Порфирию Петровичу («А знаете что? Ведь это существует, кажется, какое-то юридическое правило – начинать с пустячков, с самого постороннего, усыпить осторожность, а потом вдруг, самым неожиданнейшим образом, огорошить его в самое темя, каким-нибудь роковым и самым опасным вопросом».)