Проповеди митрополита Антония были просты по форме, но глубоки по содержанию. Владыка, не получивший формального богословского образования, вкладывал в них свои обширные познания и собственный, пережитый лично духовный опыт. И невозможно было не поверить в подлинность его духовной встречи с нашим Спасителем, Иисусом Христом, Его Матерью и святыми. Мощный голос провидца, подкрепляемый глубиной личной веры, обращался непосредственно к глубинам человеческого сердца. И всякий его слушатель не мог не откликнуться на зов митрополита Антония, как будто обращенный к нему одному. «Евангелие – благая весть о том, что спасение пришло, что спасение не только при дверях, но с нами Бог, в нашей среде, мы Ему уже свои… мы Ему родные», – говорил митрополит Антоний в одной из бесед в декабре 1981 года (8, с. 648).
Призывающий голос был добр, но и строг: «Гораздо легче удалиться в свою комнату и произнести: “О Господи, пошли хлеб голодающему!”, чем что-то сделать в этом отношении. Я только что был в Америке и слушал чьи-то рассуждения о том, что он готов жизнь отдать для голодных и нуждающихся. Я его просто спросил, почему он, завзятый курильщик, не пожертвует в их пользу стоимость пачки сигарет» (8, с. 212).
В то же время у людей росли страх и неуверенность в будущем дне. В эти годы обострились политические проблемы в мире: рухнула колониальная система, ожесточалось противостояние двух военно-политических блоков во главе с США и СССР, грозившее войной. Людей волновали войны во Вьетнаме и на Ближнем Востоке, убийства Патриса Лумумбы и Джона Кеннеди, Карибский кризис и иные события. Православные деятели первой волны эмиграции – митрополит Антоний (Храповицкий), например, или философ И. А. Ильин – горячо реагировали на политические конфликты дня. Митрополит Антоний Сурожский в своих проповедях избегал политики. Не потому, что пренебрегал ею, ибо политика прямо влияла на судьбы миллионов людей, но он был уверен, что главное в жизни иное, по слову:
В одной из радиобесед по Би-Би-Си в 1981 году митрополит Антоний говорил: «…Жить для себя – нельзя; жить для ближнего, если он только земное существо, – мало. Надо видеть в ближнем человека такого масштаба, который ему позволит уместиться и расцвести только в Божьем граде… Да, мы должны давать, и это относится ко всем: и в России, и на Западе, и во всем мире нам поручено делиться небесным сокровищем с людьми, которые, может быть, забыли небо, но которые без него не могут жить, задыхаются на земле; с людьми, которым надо встретить Бога, потому что иначе человеческое общество слишком бедно, слишком тускло, слишком бессмысленно и бесцельно» (6, с. 281, 283).