Истинная причина его отказа была одна — нежелание связывать свое имя с именем Столыпина, которого Кони уважал за ум и энергию, но образ действий которого принципиально не разделял и даже впоследствии выступал в Государственном совете с критикой его диктаторских замашек.

Кони разгадал, что в тот острый момент Николаю II и Столыпину нужна была лишь либеральная ширма, нужны для правительства популярные в народе имена, но ни тот, ни другой не выпустили бы реальную власть из своих рук, а как только обстановка в стране стабилизировалась, с легкостью заменили либералов привычными консерваторами. Кони интуитивно почувствовал то, что с такой ясностью и определенностью высказал Ленин, когда по стране поползли слухи о либеральном правительстве: «Назначая министров по своей воле, камарилья в любой момент может сместить их: камарилья не отдает власти, а играет в дележ власти, камарилья пробует, пойдут к ней либеральные лакеи или нет».

Кони не был лакеем никогда, не пошел в лакеи и к Николаю II. Он еще не созрел для открытого и прямого изложения политических причин отказа, не разобрался до конца в обстановке, но интуиция его не подвела, «…вся комбинация «м[инистерст]ва общ[ественных] деятелей» была построена на недоразумении и. следовательно, на песке, — писал он А. С. Суворину. — Неминуемое крушение такого министерства было бы действительным несчастьем и еще более разверзло бы пропасть, на краю которой мы стоим».

Ссылка на слабое здоровье — а кто из друзей и знакомых не знал, что оно у Кони действительно слабое, — прекрасный повод отказаться от сомнительного предприятия. Как бы ни грела сама мысль о министерском портфеле, он нашел мужество не запятнать себя участием в правительстве, служившем, по его же образному выражению, «самодуржавию».

О возможном предложении министерского поста Кони подумал еще однажды: когда в первый день Февральской революции пошел к Аничкову мосту проведать маленьких детей своих старых друзей и был свидетелем ареста крайне правого члена Государственного совета Ширинского-Шахматова. «Боюсь, как бы не пришлось мне снова уклонять от себя чашу какого-либо министра», — писал он тогда.

Во время последней беседы с Кони Столыпин сказал:

— Мне ужасно грустно расставаться с возможностью пользоваться вашей эрудицией, опытом и умственной силой. Быть может, если бы вы были членом Государственного совета, который так бездарен по своему личному составу, вы смогли бы поддержать нас в тех случаях, когда вы с нами согласны?

— Для этого необязательно входить в совет. Я всегда считал себя обязанным делиться со всеми своими знаниями и опытом. Тем более в такое трудное время, как сейчас. Я могу это делать и в качестве рядового сенатора…