«По официальным данным Городской эвакуационной комиссии (ГЭК), за 1941 г. было вывезено из города в 1941 г. всего детей: 219 691, вместе с сопровождающими взрослыми. По данным Ленгороно, из вывезенных летом 1941 г. с детучреждениями 234 833 чел. (с коррекцией 235 123) было реэвакуировано в город 130 000 человек»[274].

Решение об эвакуации трудоспособного населения было принято гораздо позже, а именно 7 июля 1941 года. ЦК ВКП(б) запланировал вывоз из Ленинграда совместно с предприятиями 500 тысяч членов семей рабочих и служащих. Но события развивались столь стремительно, что уже 10 августа перед Ленгорисполкомом была поставлена задача о вывозе 400 тысяч человек, а 13–14 августа — еще 700 тысяч. Все эти планы были осуществлены в минимальном объеме, а по сути, остались на бумаге: 27 августа железнодорожное сообщение Ленинграда со страной было прервано.

«По данным Городской эвакуационной комиссии до начала сухопутной блокады из города выехали 488 703 ленинградца и 147 500 жителей Прибалтики и Ленинградской области»[275].

Наверное, необходимо было предусмотреть для эвакуации более отдаленные регионы страны. Наверное, необходимо было начать эвакуацию раньше. Наверное. Знал бы, где падать, соломку бы подстелил. Нерешенные вопросы по эвакуации населения Ленинграда еще ждут своего исследователя. Но говорить, что Ленгорисполком не занимался организованным вывозом населения из города, — это просто демонстрировать собственную некомпетентность.

Атмосфера в городе очень быстро менялась. От залихватского «бить врага на его территории» не остается и следа.

«Белые ночи кончились, но фонари не зажигались. С заходом солнца город погружался в настороженную темноту. Все окна были перечеркнуты бумажными крестами, плотно зашторены, ни один лучик не пробивается.

Автомобильные фары закрыли щитками с узкими щелями, в трамваях и троллейбусах тлели подслеповатые синие лампочки…

Магазинные полки опустели, исчезли даже банки с камчатскими крабами, которых до войны и за еду не считали. С мясом и маслом трудности, но овощей у зеленщиков и на рынках полным-полно и очереди в булочную не очень длинные»[276].

Голода еще нет, но его предчувствие бродит по Городу, свистит гулким ветром на Неве. Нина продолжает работать на рытье окопов в Рыбацком. Враг уже рядом с Колпином, его артиллерия бьет по окраинам Ленинграда, появляются первые убитые, раненые.

«В Румянцевском саду военный бивак: машины, повозки, фургоны; стреноженные кони; солдаты вокруг жарких костров; дымят полевые кухни, котлы на колесах.

В бывшем Кадетском корпусе теперь госпиталь. У главного входа всегда толпится народ, ищут своих, показывая фотокарточки, называя фамилии сыновей, братьев, отцов ходячим раненым: „Не встречали?“