Так он и завершает свой рассказ о Никола де Стале, этот симпатичный Джон Ричардсон:

«Одним словом, Сталь был РУССКИЙ, толстовский персонаж, терзаемый бесами Достоевского. И если эти бесы не трогали его в начале его карьеры, то они буквально набросились на него после его крупного американского успеха».

А в общем утешительно, что в тяжком ноябре1953 года нашему герою выпало удовольствие визитов в Кастильский замок. О первом завтраке у Купера, а также о его замечательной коллекции де Сталь рассказывал почти во всех тогдашних письмах родным и знакомым. Первой услышала о новом знакомстве теща де Сталя мадам Шапутон. Вероятно, она была обеспокоена слухами о странных событиях в семье Франсуазы и написала зятю. Не вдаваясь в описание своих бед, Никола написал теще вполне светское письмецо:

«Дорогая матушка! Спасибо за письмецо. Я доехал очень быстро, несмотря на туман.

Я обедал сегодня в замке «Кастилия». Развесив все эти картины, он сумел устроиться так, как только одни эти оксфордские эфебы умеют устраиваться… Старайтесь поддаться обаянию Фрисеро, несмотря на заумь, которой он вас может терзать».

Стало быть, тот, кого Никола добрых полжизни называл «милым папой», приехал навестить приемного сына и познакомиться с его семьей. До него дошли, вероятно, слухи об успехах Николая. Может, зря они с Шарлоттой так беспокоились о его судьбе и здоровье. Вот ведь – победитель. И славен, и богат, и женат, и многодетен. Впрочем, доходили и другие, менее радужные слухи… Но может, только слухи…

Увы, прежним подозрениям не суждено было рассеяться. Эмманюэль Фрисеро увидел Никола в тяжкие осенние дни. И он слишком хорошо помнил своего Колю, чтоб быть обманутым взрывами его хохота и фантастическими байками. Что касается живописи, которая должна была все искупить, оправдать, пожилой брюссельский инженер и здесь не увидел ничего, что могло бы его успокоить… И если даже Никола не хранил обиду на то, что щедрый папа не поддержал когда-то его планов кругосветного путешествия, то нынешнего неумения оценить его живопись Никола не мог простить отцу. Да и кто бы из гениев простил?

Один из биографов де Сталя пишет, что гость просил повернуть картины лицом к стене, хотя бы близ его комнаты, там, где он должен проходить…

На его счастье, месье Фрисеро не видел, как костлявое тело его огромного Коли сотрясается от неудержимых рыданий, а такое бывало в ту осень нередко…

И все-таки зиму Никола провел в напряженной работе. Поль Розенберг готовил в Нью-Йорке персональную выставку де Сталя, и в американской печати появились восторженные отзывы о французском художнике. Декабрьское письмо Поля Розенберга не оставило места сомнениям об источнике лестных высказываний в прессе: