«Автор статьи спросил меня, есть ли ныне… молодой художник, которого я мог бы поставить на тот же уровень, что и великих художников начала века и работой с которыми я хотел бы… рискнуть. Я ответил: «Да, только один, де Сталь».

Первая персональная выставка де Сталя в новой галерее Розенберга должна была открыться в феврале 1954 года, и возлагавший на нее большие надежды де Сталь писал великому галеристу в Нью-Йорк в середине января:

«… вам будет из чего устроить самую прекрасную выставку из всех, что у меня были до сих пор… Не бойтесь давать моим последним картинам максимальное освещение. Они все очень «к месту» и добавят всем остальным солнечного света».

Все двадцать пять картин, выставленных в Нью-Йорке, были проданы. Де Сталь стал вполне богатым и вполне несчастным. Джон Робертсон, вместе с Дугласом Купером навестивший художника в его «малом замке» в Менербе, с восторгом писал о русской щедрости и русском размахе хозяина «Кастеле»:

«После того, как пошли деньги, Сталь смог проявить русскую широту. Он пригласил нас обоих на ужин к себе в Менерб, где он жил один. Он приказал зажарить индейку, которую нам подали на кухонном столе. Но вместо овощей нам подали в качестве гарнира доброе кило трюфелей, а чтобы запить их, поставили целый ящик великолепного бордо».

Рассказчик не сомневается, что любой читатель сможет оценить русскую широту, зная, что этот малоприятный на вид (да и на вкус) склизкий гриб во Франции ценится на вес золота.

Никола де Сталь почувствовал себя настолько состоятельным, что даже предложил денег знаменитому Рене Шару. К этому времени переписка между ними заглохла, и дружбе их пришел конец. Шар не встал на сторону де Сталя в его любовных перипетиях. Зато окрепла дружба де Сталя с коллекционером Дугласом Купером и возобновились его сотрудничество и переписка с поэтом Пьером Лекюиром. Вместе с Лекюиром, который провел в Менербе два месяца, Никола де Сталь выпустил две дорогие книги поэзии и работал над книгой о голландском художнике и гравере Эркюле Зехерсе.

В письмах Дугласу Куперу Никола де Сталь писал об источнике своего вдохновения, который находится где-то вне его, приходит внезапно, является как бы случайностью, вроде несчастного случая или происшествия (hаsаrd или даже l'ассidеnт): «я делаю нечто такое, что даже нельзя расчленить, разъять, разъяснить, что приходит случайно, что случается со мной, приходя от случая к случаю».

Не всякий художник способен распознать это наитие, этот приход, принять его с радостью. Зато эта «случайность» может помочь в раскрытии тайн мира, как не поможет никакое ученье, никакое техническое мастерство.