Репутацию «нового человека» подкрепляли некоторые, необычные для мидовцев застойных времен детали его биографии. Слюсарь получил образование в детском доме под Одессой (том самом, о котором его приятель детства Николай Губенко рассказал в фильме «Подранки»), а не был дипломатом «во втором поколении», отпрыском высокопоставленного работника советской номенклатуры, которыми в те времена буквально кишел МИД. В МГИМО он тоже поступил безо всякого «блата», а лишь благодаря личным способностям и трудолюбию. Сам, без опоры на влиятельных родственников, которых у него попросту не было, честолюбивый дипломат карабкался по карьерной лестнице, пока не поднялся на ее вершину – получил престижную должность посла в Греции.
Увы, оказавшись послом со всем связанными с этим постом привилегиями (личный шофер, горничная, повар и т. п.), получив огромную власть над десятками людей, бывший детдомовец не устоял перед ее соблазнами и быстро усвоил жесткий, авторитарный стиль поведения. На партийных собраниях, которые тогда исправно проводились в посольстве, Слюсарь обычно сидел, угрюмо насупившись, нервно перебирая четки(!), всем своим видом показывая, что все, что говорят другие, его нисколько не интересует. Впрочем, еще на заре своей карьеры он получил от коллег прозвище «Наполеон», то ли из-за небольшого роста и склонности к безапелляционным суждениям, то ли из-за некоторого портретного сходства с историческим персонажем. А потому, когда вспыхнул «бунт на корабле», Слюсарь, не долго думая, приступил к репрессиям. Он отстранил от должности пресс-секретаря посольства и, одновременно, попытался отмежеваться от всего того, в чем его обвиняла греческая печать. Так, 28 августа посольство СССР передало по его указанию в греческие СМИ депешу, в которой говорилось: «Ввиду появления в ряде средства массовой информации недостоверной информации, касающейся посольства СССР в Греции, посольство информирует о следующем. Вопреки утверждениям в ряде греческих газет, посольство СССР в Греции не предпринимало, да и не могло предпринять каких-либо попыток воспрепятствовать общению премьер-министра Греции с президентом РСФСР (то есть, с Ельциным – прим, автора)…».
Увы, было уже поздно. Из Москвы пришло сообщение о смещении его бывшего однокашника по МГИМО, министра иностранных дел Александра Бессмертных. А министром, правда ненадолго, назначили посла в Швеции Бориса Панкина, которого он до этого не раз с иронией называл «дилетантом» и «человеком не нашего круга». Словом, судьба афинского «Наполеона» была решена.