Биографии и МемуарыДоктор Захарьин. Pro et contraстр 200
Светлый фон
Решившись на устройство нового научно-художественного учреждения для Университета и Москвы по одной лишь беспредельной любви к делу, к его чистым задачам и давши себе обет не извлекать из этого учреждения никакой выгоды, ни материального, ни бюрократического свойства, в смысле титулов и металлических отличий на фрачную или мундирную грудь, взявши на себя весь тяжкий труд этого нового дела сам собою, совершенно добровольно, никем не прошенный, как исполнение, быть может, и утопической мечты, но мечты чистой и высокой, – я хожу по Москве и ищу нужных мне людей в различных слоях ея миллионного населения. Эти многочисленные знакомства и встречи научают меня опытности – и потому внутреннее чувство скоро подсказывает мне оценку каждого данного положения, каждой такой встречи, каждого разговора. <…> Вот почему я не придавал и не придаю значения словам одного миллионера – резонёра, способного уморить Вас наставлениями, но при одиночестве, при 14 миллионах так оценивают в купеческом кругу его состояние при преклонных годах не способного сделать никакой достойной его имени и положения жертвы.

Не то совсем чувство внушается мне Вашими словами и строками, глубокоуважаемый Григорий Антонович. Чувство высокого почтения привело меня в Ваш дом, оно водило и моим языком, и моим пером в беседах о Музее с Вами. Я почему-то был глубоко уверен, что Вы настоящим образом поймёте мои стремления, эти хождения по Москве, эти искания материальной помощи дорогому мне делу, занимающему меня и днём и часто бессонными ночами, эти нередкие унижения перед богатыми и часто неделикатными людьми…

Не то совсем чувство внушается мне Вашими словами и строками, глубокоуважаемый Григорий Антонович. Чувство высокого почтения привело меня в Ваш дом, оно водило и моим языком, и моим пером в беседах о Музее с Вами. Я почему-то был глубоко уверен, что Вы настоящим образом поймёте мои стремления, эти хождения по Москве, эти искания материальной помощи дорогому мне делу, занимающему меня и днём и часто бессонными ночами, эти нередкие унижения перед богатыми и часто неделикатными людьми…

Это же чувство говорит мне, что скоро ли, долго ли, а Музей получит Вашу помощь. Как сложилось у меня это убеждение, сказать Вам я это не в состоянии. Но это убеждение во мне глубокое и сильное.

Это же чувство говорит мне, что скоро ли, долго ли, а Музей получит Вашу помощь. Как сложилось у меня это убеждение, сказать Вам я это не в состоянии. Но это убеждение во мне глубокое и сильное.

Припоминаю я ту часть нашей личной беседы, где Вы говорили, что, если Бог поможет, Вы докажете какой-либо жертвою Вашу благодарность Университету и Москве, в стенах коих создавалась Ваша врачебная слава и Ваше редкое материальное благополучие: изберите объектом Вашего милосердия Музей – это “благое и необходимое”, как Вы говорите на мою радость, учреждение будет принадлежать и Московскому Университету и Москве сообща. Всегда открытое, оно будет доступно для гуманитарного образования всякому. Медицинский же факультет и так уже очень богат – да и жертвы на него из купеческого круга будут сыпаться и в будущем.