Примечание. Такого случая я не знала до рассказа Валеры. Но мама рассказывала, что получили от брата Герасима пару посылок из Германии. Возможно, там и были подарки за спасённого немецкого мальчишку.

— Немец повеселел после моего рассказа о дяде Герасиме, — продолжил Валера, — а я никак не мог забыть тех новорождённых, которыми забрасывали наши солдаты противотанковые рвы…

С Эльзой я не стал больше встречаться, хоть она и приходила на вечера, искала встречи со мной. Я всё чаще стал задумываться над вопросом: для чего мы, советские солдаты, здесь?

P. S. Много позже, не единожды побывав в Германии, пообщавшись с участниками войны на самом высоком уровне, брат с горечью как-то сказал: «Тогда дед Эльзы был прав. Самое страшное с немецкими женщинами было именно в Восточной Пруссии. И делалось это всё с подачи нашего правительства и высшего командования. Пруссия отходила к нам, поэтому её надо было освободить от немцев, не перевозить же их к нам. Свой народ кормить нечем было после войны».

7. Слово нашим союзникам

7. Слово нашим союзникам

Уинстон Черчилль, премьер министр Великобритании: «Человек, который остался в живых после встречи с русским солдатом и русским климатом, знает, что такое война. После этого ему незачем учиться воевать».

* * *

Генерал Д. Эйзенхауэр, американский главнокомандующий: «Умение и агрессивный боевой дух русских солдат вызывают восхищение американской армии…»

* * *

Во время нескольких часов проведённых в самолёте, маршал Жуков и я часто обсуждали военные операции. Большим откровением оказалось для меня его описание русского метода наступления через минные поля… Пробиваться сквозь них было всегда трудным… Маршал Жуков буднично заметил мне: «Когда мы упираемся в минное поле, наша пехота продолжает наступление так, словно бы его там не было…»

Мне представилась отчётливая картина того, что произошло бы с любым американским или британским командующим, который попытался бы прибегнуть к подобной тактике, и еще более яркая картина того, что заявили бы люди в любой из наших дивизий, если б мы попытались сделать подобную практику частью нашей тактической доктрины.

Американцы измеряют цену войны человеческими жизнями, а русские — общими затратами нации.