Теперь я представляю, что снилось моему отцу по ночам. Он был трижды ранен и дважды контужен. А я ведь рассуждала иначе в те времена, я считала, что танкисты не могут получить ранение, потому что они защищены. Это теперь я знаю, как они сгорали, как замерзали, как теряли сознание от контузии, как хлестала кровь изо рта и ушей. Как мчали вперёд по телам своих товарищей-пехотинцев, наматывая их кишки на гусеницы…

Бывало, что нервы не выдерживали…

Мне врезалась в память одна страшная история, которую рассказал нам зимним вечером наш бесстрашный отец Войтенок Фёдор Иосифович — командир взвода 148 отдельного инженерно-танкового полка танкистов-тральщиков.

* * *

Всей семьёй, как обычно, мы сидели зимним вечером в светлице, потому что в ней топилась грубка. Синеватым огнём горел торф, тёплый воздух неторопливо выжимал прохладу из комнаты. Торф в селе экономили все, поэтому с утра топили печь, а вечером грубку. Но всё равно за ночь дом охлаждался от лютых морозов и пронзительных ветров. Окна в нашем доме были одинарными.

Вечера были самыми радостными и долгожданными. На встроенной плите всегда вскипал чайник с малиновыми ветками или сухими яблоками. А ещё мы любили картошку с солью, спечённую в грубке. Картошку тоже экономили, семья немаленькая, а картошка была главным каждодневным блюдом.

Этот вечер начинался как обычно. Густые морозные узоры на стекле потихоньку сдавали свои позиции, образовывая прозрачные лужицы на подоконниках. Мама то и дело напоминала мне, чтобы я вовремя успевала собрать воду. Я брала ложку, кружку, тряпочку и принималась за работу. Сначала ложкой черпала воду в кружку, затем тряпочкой вытирала подоконник насухо. За вечер это делалось несколько раз.

Мама, прислонившись к грубке, вышивала очередное полотенце, старшие братья вырезали из старых книжных иллюстраций кружочки для праздничной гирлянды, младший брат кружил возле новогодней ёлки, поглядывая на печенье, которое мама купила к Новому году. Хотя оно было и дешёвое, цена ста граммов — всего девять копеек, но двести граммов такой вкуснятины для нас было крайней редкостью.

Папка явился домой с заседания правления колхоза, когда торф уже догорал. Мама, отложив вышивку в сторону, кочергой разбив крупные головешки, пошла на кухню, набрала картошки и побросала её в жар.

Папка вошёл как настоящий дед Мороз — брови были в густом инее, на ресницах блестели застывшие ледяные капли. Он быстро снял с себя шапку, фуфайку, валенки, потёр раскрасневшиеся пальцы со словами: «Ну и морозище ударил» и сразу же забрался на грубку.