Признавая, что Cartier Paris нуждается в сильном лидере больше, чем когда-либо, Пьер попросил Дево взять на себя роль председателя компании. Он был опытен, надежен и высоко ценился – как внутри компании, так и в стране. После того как его полк успешно сбил немецкие истребители, он стал настоящей знаменитостью и, подобно Пьеру, вошел в правление многих организаций. И даже был поставлен выше Франсуа Миттерана на пост президента Национальной федерации военнопленных (ФНПГ) – организации, которая занималась возвращением военнопленных. Всю оставшуюся жизнь Миттеран, будущий президент Франции, будет называть своего друга Дево mon président!

Внешне роль Дево заключалась в том, чтобы поддерживать нормальное функционирование бизнеса в трудных условиях. Дела шли медленно, как в оккупированной столице, так и в Канне. «Здесь, на Ривьере, купили очень мало товаров», – сообщал старший продавец в сентябре 1942 года. Клиентов найти сложно, деньги не стабильны, цены высоки: «Трудно сравнить цены в Нью-Йорке с ценами во Франции. Мы работаем в замкнутом пространстве. Стоимость жемчуга растет. Нужно дождаться мира, чтобы увидеть реальные цифры».

Но помимо повседневных деловых забот оставалась угроза немецкого захвата компании. Дево, активно участвовавший в Сопротивлении, был полон решимости добиться того, чтобы оккупанты потерпели неудачу. «Если бы мы не оказали сопротивления, – писал он, – Дом был бы разрушен и его трудно было бы восстановить». Дево оценил общее число мастеров ювелирного дела во Франции примерно в 300 человек, треть из них – специалисты Cartier. Поэтому необходимо «упорно сопротивляться» попыткам перевезти компанию в Германию – не только для будущего Рю де ла Пэ, 13, но и французской ювелирной отрасли в целом.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье Вскоре после того, как начал свое ученичество, я узнал, что был в списке людей, которых должны были увезти работать в Германию. Там было много разных фабрик, куда посылали людей, – не только оружейных. Кто-то предложил сбежать, но если бы я не появился, они бы просто взяли кого-то другого из Cartier. Лучше уж я, чем тот, у кого дети. Поэтому я изучил карту Германии и спрятал несколько маленьких бриллиантов в чехол для бритвенной кисточки – на случай, если понадобится продать их, чтобы выжить. Перед отъездом был медицинский осмотр. Французский врач, который меня осматривал, сказал: «Картье, Картье, я знаю это имя, вы принадлежите к ювелирной семье?» – «Да, Жак Картье был моим отцом». Позже я узнал, что меня забраковали. Я понятия не имею, что врач написал на моем бланке, но могу только догадываться, что он имел в виду туберкулез или что-то в этом роде. Немцы боялись впустить туберкулез в страну. В любом случае это означало, что я смогу закончить свое ученичество в Париже.