Примерно в это время Галина Сергеевна побывала на двух балетах Большого театра, где на сцене появлялся гроб. Не знаю, кто и зачем ее убедил это смотреть. Я был на каких-то очередных гастролях, а когда позвонил, Уланова не скрывала своего возмущения: «Коля, ну как можно на сцену гроб ставить?!» – «А зачем вы пошли?» – «Так мне же не сказали…» В общем, эта история с гробами ее тогда очень взволновала и по-настоящему растревожила. Она долго не могла успокоиться.

В конце февраля я вернулся из очередной гастрольной поездки, спектакли в театре шли друг за другом. На одном из них ко мне подошла Лепешинская: «Ой, Коля, позвони Галине Сергеевне! Я с ней сегодня разговаривала, она сказала, что два дня назад выписалась из больницы. Все спрашивала – что Коля не звонит? Я ей сказала: наверное, где-то на гастролях. Ты позвони ей обязательно!»

20 марта по просьбе поклонников Улановой я впервые танцевал «Нарцисса» в концерте Большого театра. Они знали, что над миниатюрой Голейзовского со мной работала именно Галина Сергеевна. Львов-Анохин сказал: «Коля, вы танцуете „Нарцисса“ уже два года, а мы его в Москве еще не видели». Принимали меня замечательно, получился такой «hommage de hommage à Уланова», то есть танец в честь Улановой.

Придя вечером домой, я тут же набрал ее номер, но никто не ответил. Мне это показалось странным, потому что Ольга Васильевна сказала: «Галя дома». Но трубку Уланова не брала.

А у одного моего знакомого был приятель – немец, работавший топ-менеджером в крупной иностранной компании, имевшей в Москве свое представительство. Его квартира находилась на одной площадке с квартирой Улановой, в доме на Котельнической набережной. Они, как соседи, часто встречались в подъезде и всегда мило раскланивались. Парень имел холеный вид, всегда в костюме, хорошо говорил по-русски. Галине Сергеевне он был, видимо, симпатичен. Она с ним даже разговаривала.

Глубокой ночью мне позвонил тот самый знакомый: «Я только что разговаривал с моим немцем. Он сказал: «По-моему, она умерла». – «Почему вы так думаете?» – «Из ее квартиры всю ночь что-то выносят…»

Уже после кончины Галины Сергеевны Лепешинская мне рассказала, что, оправившись после первого инсульта, Уланова казалась бодрой, охотно разговаривала по телефону. Однако в один из дней ей позвонили из театра и сказали: «Галина Сергеевна, вам привезут документы, надо их подписать. Вы теперь не педагог-репетитор, а консультант». – «Какой я консультант? Я педагог». – «Нет, вас повысили, у вас будет зарплата больше». – «Я не хочу, я хочу быть педагогом, и у меня есть ученики!» – «Нет-нет». Тогда она позвонила Лепешинской: «Ой, Леля, меня уволили из театра!» В ту ночь у Улановой случился второй инсульт…