Светлый фон

Во многом благодаря Львову-Анохину, его статьям и высказываниям в печати, «широкая общественность» узнала, что я, действительно, являюсь учеником Галины Сергеевны, вторым, после В. В. Васильева, и последним.

Судьба распорядилась так, что в возрасте 23 лет я оказался среди замечательных, талантливых людей. Мало того что в театре рядом были Семёнова и Уланова, мне постоянно еще кто-то советовал: «Прочти вот это, прочти вот то». Львов-Анохин, беседуя со мной о театре, о ролях, всегда направлял: «Коленька, надо вот такую книгу почитать…» Я шел в библиотеку, читал.

На память о Борисе Александровиче у меня осталась тарелка, которая висела у него на стене в гостиной. Она существует в единственном экземпляре, и мыть ее нельзя. На 40-й день, как его не стало, мне передали эту тарелку в дар, на память, как он того хотел…

С Борисом Александровичем меня познакомил Влад Костин. Тот самый, который пытался образумить мастериц, отказывавшихся шить мне костюм для «Щелкунчика», тот, кто отправил меня под Ленинград подправлять нос.

Костин был яркой, известной в театральной Москве личностью. По материнской линии он происходил из рода Головиных, вырос в доме напротив Третьяковской галереи. Закончил престижный университет в Джакарте, где работали его родители, говорил на английском, как на русском, а еще на индонезийском. Когда мы с ним познакомились, он уже оформлял спектакли, делал костюмы.

Я с детства был «калласистом». Где-то на развале однажды купил книгу про Марию Каллас, единственную изданную на русском языке. Эту книгу как составитель делал Костин, много лет работавший в издательстве «Прогресс». Каллас тогда была жива, и Влад с ней общался по телефону. Он был невыездным.

Я эту книгу до дыр зачитал. И, когда меня пригласили к нему в гости, я взял ее с собой. Увидев книгу, Влад сказал: «Молодой человек, вы хотите сказать, что вы это читали?» – «Конечно, и хотел бы получить ваш автограф». – «Но я не Каллас», – засмеялся он. – «Да, но вы составитель книги!» Костин был поражен, что люди моего поколения знают, кто такая Каллас.

У Влада была роскошная библиотека, которой я мог свободно пользоваться. Когда заканчивалась очередная книга, звонил ему, приходил и брал следующую. Там я нашел и прочитал самиздатовский вариант «Мастера и Маргариты» Булгакова, на тонюсенькой такой бумаге. Привычным шрифтом был набран текст разрешенный и прописью – то, что советская цензура вымарала. Часть библиотеки была связана с поэзией Серебряного века, которую Костин обожал. Книги по живописи – отдельная история. Влад по заказу Русской патриархии сделал книгу по материалам Третьяковской галереи. Он был составителем Библии по заказу патриарха Алексия II, с иллюстрациями лучших русских художников. Это две книги – Ветхий и Новый Завет. Огромные роскошные фолианты.