«Глубокоуважаемый Владимир Михайлович!

Слушатели 1-го курса группы ГСКП ВМ 14-7 РАНХ и ГС при Президенте РФ поздравляют Вас – педагога, ученого – со славным юбилеем!

Самой высокой оценки заслуживает Ваша многолетняя плодотворная деятельность, способствующая сохранению и приумножению научного и преподавательского потенциала советской и российской науки.

Высокий уровень компетентности и способность к генерации идей, блестящая эрудиция, широта мысли, энергетизм, восприимчивость к новому, талант исследователя и в то же время разумный консерватизм, проявляющийся в сохранении ценного опыта, накопленного предшественниками, – вот те качества, которые характеризуют Вас как блестящего ученого и педагога». И далее о созданной мною научной школе, о моих учениках…

Я бы не цитировал все это, если бы не то обстоятельство, что написаны эти слова не официальными лицами, не в силу каких-то личных выгод (они даже экзаменов по моим курсам не сдавали), а просто взрослыми сложившимися людьми (в группе не было слушателей моложе тридцати лет) после года моих занятий с ними. Это дорогого стоит! К тому же это оценка, как потом выяснилось, последней моей работы в академии, она была как бы подведением итогов всей моей деятельности в ней.

Вернулся я домой из больницы слабый, худой. Долечиваюсь. Никаких поездок ни за рулем своей машины, ни в общественном транспорте я, конечно, совершать не могу, а близится конец учебного года, надо завершать чтение курса. Звонит мне староста группы и говорит, что они решили привозить и увозить меня в академию на своих машинах и на такси и очень просят согласиться на это. Я согласился, дочитал свой курс, этим и закончилась моя работа в академии. Мне сказали:

– Вы вот тут болеете, занятия пропускаете. Вам, наверное, легче будет работать почасовиком: сколько можете заниматься, такую нагрузку и берите.

Говоря честно, я не очень-то представлял себе все тонкости работы почасовиком и, так как думал, что главное для работы профессора – это востребованность его курсов и профессионализм преподавателя, с чем вроде бы у меня все было в порядке, я и согласился. Проработал так около года, а потом мне сказали, что учебных часов для меня нет: «Самим не хватает!» И всё – окончились сорок шесть лет моей работы в одной и той же академии под ее разными названиями!

Скажу откровенно, не только не переживал особо свой уход, но даже обрадовался, слишком чужой стала она для меня. И не просто чужой, но во многом и враждебной, противной моему миропониманию, моим нравственным принципам, моим идейным убеждениям.