В движении декабристов участвовали люди, лично имевшие все: богатство, социальное положение, авторитет, а иные и высшую власть. И ни в чем не ущемленные лично, они пошли на казнь, на каторгу во имя других – во имя народа. Шли, руководствуясь в общем-то абстрактными идеями. Даже между собой они не смогли договориться о том, чего же конкретно они хотят. Шли на смерь во имя народа, который достаточно плохо знали и были от него «страшно далеки». Понимая этот парадокс, А. Герцен восхищался тем, что лучшие люди России пытались добиться, пусть даже ценой жизни, экспроприации своих собственных имений.

В чем-то это можно отнести и к народникам. Они боролись за идеи, отторгаемые не только официальной властью, царизмом, но и подавляющей массой людей. Народники отторгались народом, уничижались, но они шли и гибли за него. И позднее – большевики: «И как один умрем в борьбе за это…» «Это» – почти мистически представляемый людьми коммунизм – царство справедливости и всеобщего благоденствия. За него сегодня можно страдать, «сидеть в грязи и жечь лучину» (В. Маяковский), гибнуть. Может быть, и детям придется страдать и гибнуть, но зато потом, сразу же… – «город-сад», вечное прекрасное царство для всех.

Можно объяснить природу российского хилиазма так, как образно объяснял ее тот же А. Герцен, – стремление к небу, как реакция на полную тьму на земле. Можно, как Н. Бердяев, определять мессианской сущностью православия. Но главное не в объяснениях. Главное в том, что именно духовность – суть сути российского менталитета. Хорошо об этом говорил известный наш драматург В. Розов, что мы – народ духовный: чтобы разрушить россиян, надо разрушить духовность. И при этом чрезвычайно важно заметить: в российской ментальности духовность выступает как своеобразное противопоставление прагматизму.

Великие русские писатели потому и велики, что очень точно отражают эту особенность своих соотечественников. Известны слова Ф. Достоевского о том, что материальное ниже, ничтожнее духовного, и Л. Толстого, что созерцательность за счет скопительства не порок, а добродетель.

И именно в этом российская ментальность весьма существенно отличается от ментальности западного человека, которая преимущественно была сформирована на фундаменте другой религии, во многом – протестантской.

У Макса Вебера есть интересная работа – «Протестантская этика и дух капитализма». Трактуя учение Лютера и Кальвина, которые рассматривали повседневный труд как божественное начертание, М. Вебер особо подчеркивал, что религиозная вера при этом проявляется не в сверхъестественных деяниях, не в ожидании чуда, не в ожидании благодати на всей земле, а в скромном исполнении человеком своих земных обязанностей. Выполнение мирских обязанностей служит при любых обстоятельствах единым средством быть угодным Богу. Такова Божья воля. Эти идеи содействовали формированию таких черт, как упорный труд, бережливость, индивидуализм. Отсюда прямая противоположность разных ментальностей: западный рационализм противостоит российской «оторванности от земного», западный индивидуализм – российской соборности, общности и т. д.