Со мной и отдельными специалистами прошел целый ряд собеседований о плане проведения работ, которым должна была оказать содействие почта рейха.
23 мая все неожиданно закончилось. У меня была отнята последняя возможность сделать что-то хорошее для Германии. В этот день наши товарищи в Мюрвике были арестованы. Нашему партнеру по переговорам не хватило такта предупредить об их прекращении. В продолжении следующих лет нас посещали мысли, рассматривались ли наши действия серьезно. Вначале – возможно. Затем мы услышали о том, что один американский генерал в Тироле пригласил к завтраку рейхсмаршала Геринга. Взбешенный Эйзенхауэр запретил с этого момента любое «братание». Он либо слишком доверял своим офицерам, либо совсем не доверял.
Американцы разрешили провести в Южной Германии нашу постоянную телефонную линию для многократного использования. Они говорили, что все это чистая ерунда. У них не была столь развита техника, как у нас, поскольку мы были под давлением обстоятельств. Опоры со стеклянными изоляторами и поперечными деревянными штангами для подвески проводов были привезены из-за океана. Позднее они получили у нас прозвище «рождественские елки».
Эвакуационный транспорт передали поименованным комендантам. Они приняли все дела. Оставленные нами в пути пишущие машинки и радиостанции мы так и не получили. На открытых грузовых платформах, стоя, нас везли в лагерь для военнопленных Аттиши под Компьенем. На входе нас приветствовали советские символы – красные знамена с серпом и молотом. Часовые из наших прежних «восточных батальонов» менялись каждый день, их сменяла рота чернокожих американских сролдат.
Мы, генералы, гражданский и старший состав, располагались в лагерных палатках. Комендант говорил с нами на немецком, его жена была немка. Почему мы вооружали детей и бросали их в бой? Мы не могли ответить на его вопрос, так как сами отказывались это делать и знали, что это не могло предотвратить поражения. Нас охраняла рота белых солдат. Напротив нас за колючей проволокой был небольшой французский ресторан, в котором они танцевали. Они приглашали девушек из соседних деревень, которые приходили со своими родителями. Когда неделю спустя чернокожие солдаты тоже захотели танцевать и начали приглашать девушек в джип, вся рота белых вместе с капитаном встала у нашего забора и криками встречала каждую подходившую девушку. Всех общавшихся с неграми заметили и уже больше не приглашали к белым.
Затем русских разоружили и вывезли на грузовиках. Теперь менялись в охране только белые и черные американцы. После того как у меня сняли отпечатки пальцев, я получил номер военнопленного 2367125. Утром нам давали суп, в обед – густой суп, заменявший первое и второе блюда, на ужин – бутерброды.