Скандал стал одним из постыднейших инцидентов хрущевской оттепели. По стране прокатилась волна топорно организованного «народного возмущения». Фраза «я романа не читал, но Пастернака осуждаю» стала крылатой, означающей предвзятое мнение. В числе грубых оскорблений, адресованных Пастернаку, — выражение Н. С. Хрущева «свинья не гадит, там, где ест».
В «Литературной газете» (1958. 1 нояб. (№ 131)) появилась целая полоса «Гнев и возмущение. Советские люди осуждают действия Пастернака» с заметкой некоего Филиппа Васильцева, «машиниста экскаватора из Сталинграда», «Лягушка в болоте»: «Газеты пишут про какого-то Пастернака. Будто бы есть такой писатель. Ничего я о нем до сих пор не знал, никогда его книг не читал. <…> Допустим, лягушка недовольна и еще квакает. А мне, строителю, слушать ее некогда. Мы делом заняты. Нет, я не читал Пастернака. Но знаю: в литературе без лягушек лучше».
В 1989 году Нобелевский диплом и медаль Бориса Пастернака были переданы его сыну, Евгению Борисовичу Пастернаку (1923–2012).
Вариант «Огонька»-90 (с. 18): «Уничтожила себя сама. Ничего не имела против Родины своей. А пятно этой гибели осталось на Родине…»
Из воспоминаний Н. Н. Никулина: «…зрелище Погостья зимой 1942 года было единственным в своем роде! <…> Трупами был забит не только переезд, они валялись повсюду. <…>
Штабеля трупов у железной дороги выглядели как заснеженные холмы, и были видны лишь тела, лежащие сверху. Позже, весной, когда снег стаял, открылось все, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании — в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы осенних боев 1941 года. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких черных брюках („клешах“). Выше — сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале сорок второго. Еще выше — политбойцы в ватниках и тряпичных шапках (такие шапки давали в блокадном Ленинграде). На них — тела в шинелях, маскхалатах с касками на головах и без них… Страшная диаграмма наших „успехов“!» (