24/IX получил от Таменьки две телеграммы, спрашивают о моем здоровье. Мне понятна ее забота и беспокойство после сообщений о воздушных налетах на Ленинград. В ответ послал телеграмму о состоянии своего здоровья.
Сегодня вновь получил две телеграммы, одну из них молнию. Пишет, что от меня никаких звуков не доносится. Придется, сердечной, послать еще телеграмму и открытку. Здоров, здоров, моя дорогая. Пока здоров. Кто его знает, буду ли и дальше жив. Но внутренне я почему-то убежден, что буду жить. Я не мыслю себе, что не увижу больше моих родных, любимых, прочь эти грустные мысли. Я их увижу и с жаром обниму свою женушку и детишек. Как-то иначе и быть не может. Но нервы крепко потрепаны. Это видно хотя бы из того, что каждый пустяковый хлопок выхлопной трубы автомашины или стук дверей кажутся на один миг разорвавшейся бомбой. И все это сопровождается внутренним содроганием. Видимо, срабатывает инстинкт самосохранения. Телефонный звонок вызывает подпрыгивание на стуле. На фронте говорят, это быстро проходит, но здесь, в городе, живущем «мирной» жизнью, очевидно, сказывается на всех.
27/IX-1941 года
27/IX-1941 годаПосле долгого перерыва довелось мне сегодня побывать у себя на квартире на Московском шоссе. Съездил неудачно, так как попал под бомбежку, но, с другой стороны, удачно вышел из «боя», так как остался цел и невредим. Однако пришлось пережить несколько тревожных минут. Заправляя в коридоре велосипед, услышал гул вражеских самолетов и буквально сразу же разрывы бомб, которые были все ближе и ближе. Наконец, одна хлопнула совсем рядом, дом закачало, но стекла остались целы. Я встал между дверями при выходе, предполагая, что, если засыплет, откопают. Но откапывать, к счастью, не пришлось. Вскоре я сел на велосипед и отправился на почту переадресовывать газету. Только сел за стол писать заявление, вблизи раздался невероятный грохот, задрожал дом, да так, что у меня вставочка выпала из рук, но обошлось без неприятностей.
29/IX-1941 года
29/IX-1941 годаВечером у П. М. варили курицу, но не успели. Раздался сигнал воздушной тревоги. Невзирая на это, решили предварительно попить чайку. Но не вышло. Раздался оглушительный грохот, я инстинктивно подался вперед и поперхнулся чаем. П. М. понудил меня пойти в «бомбоубежище». Ставлю кавычки потому, что не натуральное бомбоубежище, а скорее психологическое, т. к. помещается под пятиэтажным домом, но с деревянными перекрытиями, которые не могут защитить укрывшихся там людей от прямого попадания даже от 250-килограммовой бомбы, а быть может, и не от прямого.