Момент принципиальный. Ведь мы относимся в целом по своей обывательской привычке к миру, к вещам, к другим людям, как потребители. Хуже того – как захватчики, пыточники. Так сложилось исторически, со времён Ф. Бэкона. Мы пытаем, испытываем мир, природу, другую вещь, любимую игрушку, другого человека, даже любимого (как нам кажется), издеваемся над ним, полагая, что она (он) моя, и я могу с ней делать всё, что захочу. Этакое детское, весьма инфантильное отношение к миру, к людям, вещам. Отношение как к игрушке, которую можно сломать, пытаясь посмотреть, что там внутри, не отвечая за это, бросить её, берясь за новую игрушку. Если же мы видим у другого его игрушку (жену, мужа, вещь, книгу, идею) и нам кажется, что она лучше (конечно! Она же чужая!), мы страсть как хотим ею овладеть. А значит – украсть. Ведь крадут чужое, не своё.

Эта нескончаемая погоня за вещами мира, их поедание, потребление, снова погоня, снова поедание, и ощущение себя всегда голодным (съел – снова голодный) загоняет человека в тупик. Он поедает, разумеется, прежде всего, себя. Его гложет его черный человек из подполья. Он вскармливает своё собственное чудище. Выход только один, говорит М. К., – в так называемом «задержанном действии». Такие действия как бы подвешены и практически не разрешены, они не завершаются и не требуют практической реализации, помещая человека в некую паузу. Это мир желаний, которые не удовлетворяются своим чисто физическим или практическим удовлетворением, этакий «мир подвешенного действия» [ПТП 2014: 732].

Такое задержанное действие возможно при одном условии: при принятии Другого как самостоятельного Мира, автономного, само-цельного, самостийного, не требующего пытки и испытания, в котором ты практически не заинтересован и не стремишься его как-то употребить. Такое отношение предполагает паузу, отказ от реактивного, ответного действия. М. К. вспоминает опять про пощечину – вас обидели, вы привыкли тут же отвечать, а вы сделайте паузу. Потом будете благодарить обидчика, поскольку пощечину обернёте на самого себя и лучше себя поймете. Потому что работа страдания делает своё дело. Претерпевание плодотворней реакции, а резкая реакция быстра и пуста («спасибо врагу, который нас обидел»). Ну, мы это обсуждали. Полагаю, всё же, что отвечать надо не пощечиной на обиду, а чрезмерностью. Хочешь взять? – Нате! Отдай ему сверх меры.

Но М. К. настаивает. Многие, слишком личные вещи, особенно предельные, не вещные, символические (мышление, любовь, смерть, благо, честь и проч.), которые вроде бы выступают порами в духовной жизни, не могут мне быть даны в описании и наблюдении. Они могут быть пережиты через задержанное действие, через опыт собственного рождения-порождения. Даже если эти описания нам сообщаются умно, со знанием дела, тогда, когда нас учат, но они в нас не входят, эти вещи.