Несмотря на личные убеждения Екатерины и опасения по отношению к крепостничеству, реакция делегатов от дворянства заставила ее воздержаться от дальнейшего противостояния. Ее мысли о том, насколько это было опасно держать большую часть населения в постоянной зависимости, нашли свое воплощение в письме, которое она написала генерал-прокурору Вяземскому:
«Невозможно обеспечить полного освобождения от жестокого и невыносимого ига <…> если только мы не согласимся сдерживать жестокость и улучшить нестерпимое положение людей, иначе рано или поздно они сами добьются этого даже против нашей воли».
«Невозможно обеспечить полного освобождения от жестокого и невыносимого ига <…> если только мы не согласимся сдерживать жестокость и улучшить нестерпимое положение людей, иначе рано или поздно они сами добьются этого даже против нашей воли».
Поскольку ее принципы Просвещения подверглись суровой критике, Екатерина, знавшая, что правит прежде всего благодаря поддержке дворянства, решила больше не настаивать. Позже она прокомментировала это следующим образом:
«Как же я настрадалась от неразумного и жестокого общественного мнения, когда этот вопрос рассматривала Уложенная комиссия! Дворяне <…> заподозрили, что эти дискуссии могут привести к улучшению положения крестьян <…> Кажется, там не было и двадцати человек, которые отреагировали бы на эту тему с сочувствием».
«Как же я настрадалась от неразумного и жестокого общественного мнения, когда этот вопрос рассматривала Уложенная комиссия! Дворяне <…> заподозрили, что эти дискуссии могут привести к улучшению положения крестьян <…> Кажется, там не было и двадцати человек, которые отреагировали бы на эту тему с сочувствием».
Заседания в Санкт-Петербурге оказались еще менее продуктивными и вызвали даже больше распрей, чем в Москве. Комиссия по-прежнему работала очень медленно, отягощенная процедурой, конфликтами между классами и, в целом, нереальностью поставленной перед ней задачей. Двадцать девять делегатов от русских крестьян играли в дискуссиях незначительную роль, за исключением одного неутомимого делегата от архангельского крестьянства, который выступал пятнадцать раз. Многие делегаты от крестьян просто передали свое право выступать дворянам от их регионов. Несколько свободных крестьян, которые выступали, ухватились за возможность изложить свои жалобы перед самой императрицей. Екатерина, слушая, как они, запинаясь, рассказывали о своих унижениях, трудностях и опасениях, поняла, как они были далеки – и как сама она была далека – от Монтескье. К осени 1768 года, по-прежнему не видя конкретных результатов, императрица устала. Работа комиссии тянулась восемнадцать месяцев, было проведено более двухсот заседаний, но не написано ни одного закона.