Светлый фон

 

В час дня, когда утренняя работа подходила к концу, Екатерина удалялась, чтобы переодеться – обычно она предпочитала платья из серого или фиолетового шелка – для обеда. На обедах присутствовало от десяти до двадцати гостей: ее личные друзья, дворяне, знатные вельможи и иностранные дипломаты. Екатерину не особенно интересовали деликатесы, и сервировка была спартанской, поэтому после обеда гости потихоньку удалялись в свои покои во дворце, где обедали еще раз.

Днем Екатерина читала книги или слушала, как читали ей, пока она занималась шитьем и вышиванием. В шесть, если был назначен придворный прием, она принимала приглашенных в гостиных комнатах Зимнего дворца. Когда подавали ужин, Екатерина обычно не ела, и в десять уходила в свои покои. Если придворных приемов не было, она обычно отдыхала в Эрмитаже, вместе с друзьями слушала концерты, смотрела французские или русские пьесы или просто играла в разные игры, шарады или в вист. Во время этих вечеров всегда соблюдалось ее давнее правило: придворный этикет не действовал, нельзя было вставать, если вставала императрица; все свободно говорили о чем хотели; дурное настроение было запрещено, а веселье наоборот приветствовалось. Своей подруге фрау Бильке Екатерина писала: «Мадам, вы должны быть веселы: только так вы сможете продлить жизнь. Я говорю вам из личного опыта, потому что должна прожить как можно дольше, и у меня это получается лишь потому, что я смеюсь при каждом удобном случае».

В 1790-е годы здоровье Екатерины стало ухудшаться. Она долгие годы страдала от головных болей и несварения желудка, теперь к ним добавились еще и частые простуды, и ревматизм. Летом 1796 года у нее возникли открытые нарывы на ногах. Иногда ее ноги распухали и кровоточили, ее это так тревожило, что она старалась каждый день промывать их холодной морской водой: скептицизм доктора Роджерсона по поводу нетрадиционных методов лечения еще больше убеждал ее в том, что это средство может иметь «чудодейственный эффект».

Физические недуги доставляли некоторые неудобства, но не лишали ее дееспособности. Осень и зиму Екатерина проводила в Зимнем дворце и Эрмитаже. После смерти Потемкина у нее появилась еще одна резиденция в столице, поэтому несколько недель весной и следующую осень она провела в Таврическом дворце, который выкупила у наследников князя. Живя там, она воскрешала в памяти человека, который был ее другом, любовником и возможно, мужем. Она предпочитала это место своим дворцам в Петергофе и Ораниенбауме на Финском заливе, которые могли вызвать неприятные воспоминания из ее прошлого. Царское Село, где она могла проводить время в окружении друзей и внуков, было ее любимым местом отдыха летом. Между императорской семьей и обычными людьми не возводилось серьезных барьеров: все парки в столице и поблизости от города были открыты для посетителей, которые были «надлежащим образом одеты». Парк в Царском Селе не являлся исключением. Однажды утром после ранней прогулки Екатерина сидела на скамейке, а подле нее – ее любимая горничная. Проходивший мимо мужчина бросил взгляд на двух пожилых женщин и, не узнав императрицу, пошел дальше, что-то насвистывая. Горничная была оскорблена, но Екатерина лишь заметила: «Чего ты ожидала, Мария Савишна? Двадцать лет назад такого бы не случилось. Но мы постарели. Это наша вина».