Во втором стихотворении подчеркивалось целомудрие чувств, которые Микеланджело испытывал к молодому другу: «Порок на чистоту любви моей / Косится, в ней одну усладу видя / Той похоти, что черного черней»[1194]. Совершенно очевидно, что не все верили в возвышенность и незапятнанность его увлечения Томмазо Кавальери. Некоторые предостерегали молодого человека от излишнего сближения со знаменитым художником, годившимся ему в деды. Какое-то время Микеланджело казалось, что Томмазо прислушался к «хору злобной черни»[1195], заражавшей всех вокруг своими коварными подозрениями.

Необычной предстает не только всепоглощающая страстность того чувства, что Микеланджело испытывал к Томмазо, но и его удивительное следствие: оно вдохновило мастера на создание гениальных шедевров. Вместе с первым же письмом Микеланджело Чеккини передал Томмазо два рисунка. Возможно, они изображали Ганимеда и Тития; безусловно, Томмазо получил графические листы, запечатлевшие этих персонажей, вскоре после знакомства с мастером. Отчасти эти рисунки создавались в пандан друг к другу; в том, что касается их образной структуры, они могут восприниматься как зеркальные отражения, поскольку на обоих роль активного начала принадлежит гигантской, могущественной и величественной птице. Впрочем, смысл этих образов противоположен.

Согласно античным мифам, троянский царевич Ганимед считался самым прекрасным юношей на свете, подобно Томмазо Кавальери, которого поклонники прославляли как несравненного красавца. Однажды, когда он пас овец на горе Ида, его похитил Юпитер, принявший облик орла, и вознес на Олимп, где он сделался виночерпием богов. Со времен Платона эту историю принято интерпретировать также в моральном, почти мистическом ключе и видеть в Ганимеде аллегорию человеческой души, которую божество, проникшись любовью, восхищает в небеса.

Микеланджело (?). Ганимед. Ок. 1533

На первый взгляд этот образ выбран как свидетельство именно того возвышенного, высоконравственного обожания, которое, как провозглашал Микеланджело в обращенных к Томмазо стихах, поносила низменная чернь, не способная постичь целомудренного поведения мастера. Впрочем, существовала и другая интерпретация отношений Юпитера и Ганимеда, распространенная в Античности и хорошо известная в Италии XVI века: согласно этому толкованию, привязанность Юпитера к Ганимеду воспринималась как архетип сексуальной связи юнца с мужчиной старшего возраста. Само имя Ганимед сделалось нарицательным обозначением юноши, который состоит при превосходящем его годами любовнике[1196].