Машинист паровозика, руками закинув, видимо, больную ногу на первую ступеньку, начал подниматься с насыпи в кабину.

Саша почувствовал, что это их последний шанс для спасения. Бросил: «Гриня… Охраняй маму!» И на четвереньках по высокой траве, сквозь колючий кустарник рванул к «кукушке». Вскочил по лесенке в паровоз. Машинист только перекрестился, так как от испуга ничего не мог выговорить.

– Дяденька… спасите нас! – постукивая от холода зубами, выговорил мальчик.

– Кого «нас»? – шепотом спросил машинист.

– Там, – Саша показал в сторону леска, – мама и Гриня, братик… Мама уже три дня ничего не ела… – Он ладонями зажал рот, боясь громко заплакать. – Помогите нам, дядя машинист!..

– Дядя Савелий я, – буркнул мужчина, а сам, щурясь, высматривал в темноте того немчуру, что караулил грузчиц. Когда тот отвлекся, машинист скомандовал – Мигом – вниз! И скажи своим, чтобы бежали вон до того сломанного светофора. Там я вас подберу!..

Саша кубарем скатился вниз, добрался до кустов, где его ждали мать и брат. Едва переводя дыхание, он быстро проговорил:

– За мной, бегом… Нас дядя Савелий спасет!

– Он наш? – вытаращил глазенки Гриша.

– Наш! Наш!..

…Искореженный взрывом светофор – единственный признак бывшего полустанка: все вокруг было разрушено, разбито. Тихо, пустынно…

С уже поджидавшей их «кукушки» Савелий коротко свистнул и махнул рукой: мол, поднимайтесь сюда!

Рая, не чуя себя, торопливо подтолкнула детей в паровозную будку. Савелий рывком втащил наверх и ее, потом спешно надавил на рычаг передачи, и «кукушка», шумно выпустив пар, покатила вперед.

Почувствовав, что его пассажиры немного оттаяли в тепле, Савелий сочувственно сказал:

– Про беду ничего говорить не надо… Вижу и так… У всех она одна…

– А у меня три… – Рая уткнулась в тельца сыновей и сдавленно всхлипнула. Это были ее первые слезы за более чем трехмесячные скитания.

Савелий смахнул с обросшего лица угольную пыль, участливо спросил:

– Если ночами с детишками шастаешь по лесам, значит, и своих людей боишься?..

Хотела Рая признаться машинисту, да и призналась бы, если бы не дети – им-то зачем было знать о тайной причине их вынужденных скитаний. Промолчала. Взглянула в добрые, сочувствующие глаза Савелия под густыми бровями, кивнула на его ногу:

– А вы не раненый? А то, может, перевязать надо. Я же медсестрой была. У меня с собой тут и полотенечко есть…