Я думаю, что критики — очень странная каста, которой глубоко наплевать на народное суждение. Эдакая своеобразная высокомерная секта, которая огульно считает зрителя быдлом, существом низшего порядка. Они пишут друг для друга, существуют в замкнутом мирке.

Почему никто из рецензентов никогда не употребляет выражений типа: «мне кажется» или «возможно, я ошибаюсь, но…», «мне показалось…»? Нормальному человеку вообще-то присуще сомнение. А еще ему свойственно что-нибудь создавать, к примеру табуретку, или мост через реку, или дом для жилья, или же полезную, нужную статью. Но в каждой профессии есть пустоцветы. Почему-то в этой профессии их особенно много. И тут возникает странное подозрение: может, люди, выбирающие это занятие, частенько бесплодны по натуре своей, может, они не в состоянии ничего создать путного? Знавал я одного кинокритика — так он бросил свое никчемное занятие и занялся кинорежиссурой. Стал постановщиком замечательных фильмов, выдающимся кинорежиссером. Звали его Франсуа Трюффо.

После изложенного выше смешно, конечно, заканчивать главу цитатой из критика. Но не удержусь. Свою в общем-то поносную статью Олег Горячев заканчивает словами, которые я хочу процитировать. Строки критика, очевидно, вызваны небольшой ролью, доставшейся мне «по блату», ролью судьи, который появляется в конце «Старых кляч». Когда операторы Григорий Беленький и Ломер Ахвледиани снимали мой крупный план, завершающий ленту, я думал об очень грустных вещах: о том, что я прощаюсь с картиной, которую люблю, что я расстаюсь со своими героинями, к которым испытываю невыразимую нежность, что я, скорее всего, больше не стану снимать кинофильмов, потому что пора уходить. Эти мои мысли и чувства остались на кинопленке. Вот цитата из статьи под названием «Прощание с матерым»:

«А когда в финале появился сам Рязанов и, стоя в судейской мантии, принялся махать вслед уезжающим героям, кадр был построен так и чувство было такое, будто он машет мне. Великий режиссер (а Рязанов заслужил этот эпитет) всегда находил для себя в своих фильмах эпизодические, но точные роли. И странное чувство, удерживавшее в зале, выразилось в этом образе. Я подумал, что уходит эпоха. Эпоха великих, эпоха любимых с детства. И встреча эта — одна из последних. Матерый Рязанище, в смысле — режиссерище, сам Рязанов прощался с нами с экрана…»

Думаю, здесь матерый авторище загнул… переборщил.

Двадцать четвертый фильм — «Ключ от спальни»

Двадцать четвертый фильм — «Ключ от спальни»

Мой двадцать четвертый по счету фильм родился, как ни странно, благодаря поездкам во Францию и работе над «Парижскими тайнами» для телевидения.