Итак, Андрей и Елена продолжали жить в Горьком, ночью и днем их охраняли агенты КГБ. Это продолжалось почти весь 1986 год. Ходили слухи об их освобождении; предполагалось, что «что-то будет сделано», как только супруги «научатся хорошо себя вести». Сахарова пытались соблазнить возможностью опубликоваться, ему постоянно поступали заманчивые предложения. Виктор Луи продолжал предлагать Западу видеозаписи в доказательство того, что у Сахаровых «все нормально». Надежда на освобождение оставалась, но ничего значительного не происходило. Очевидно, на высшем уровне велись серьезная баталии.

В США вышла книга Елены, и опять всплыл аргумент, что ее желание обрести известность мешает интересам ее мужа. И снова на Горбачева оказывали давление, как в СССР, так и за рубежом, требуя доказательств, что его гласность и перестройка означают нечто более серьезное, чем больше работать и меньше пить.

В сентябре 1986 года, как считают Сахаровы, решение об их освобождении рассматривалось не только Горбачевым и Политбюро, но армейским командованием, которое рассчитывало извлечь пользу из известного неприятия Андреем американской стратегической оборонной инициативы. Однако это не означало, что КГБ был на деле готов отпустить его. Большую часть года Комитет пытался ослабить напряжение, возникшее из-за строптивой пары. Если бы их отпустили безо всяких условий, то это положило бы начало процессу освобождения других «антисоветских агитаторов». Сахаров и его «злая» жена оставались возмутителями спокойствия даже в Горьком.

В Москве же все разделились на два лагеря. Значат ли что-то гласность и перестройка? Готово ли советское правительство примириться с мнением Запада? Значат ли что-то слова Горбачева о реформах или это очередная «клюква»? А может, это просто борьба за власть? Реалистический подход к экономическим проблемам требовал дружественных отношений между Востоком и Западом. А это представлялось невозможным без разрешения дела Сахарова и некоторых других. Однако КГБ не собирался идти на уступки.

Я не был в СССР с июля 1971 года. С тех пор мне не раз непрозрачно намекали, что меня там не ждут. Но теперь веяния перемен, исходившие из самой Москвы, давали надежду, что после перерыва в пятнадцать лет мне все же дадут советскую визу. Я обратился в министерство иностранных дел. Джеффри Хау пообещал мне помочь. Но неожиданное событие заставило меня отложить визит в Москву: КГБ совершил один из самых провокационных актов за последние десять лет.

Дело Данилоффа

30 августа 1986 года американский журналист Николас Данилофф был, по его собственным словам, задержан среди бела дня на одной из московских улиц, посажен в машину, где ему заломили руки и надели наручники. Впервые за много лет к западному журналисту в Москве было проявлено такое отношение.