На следующий день «Обсервер» поместила на первую полосу мой материал «Сахаров рассказывает о пытках КГБ». В двух следующих выпусках люди в десятках стран могли прочитать «горьковский архив», как стали именовать документы, подробно описывающие «нормальные» условия жизни в Горьком и жестокие методы, которые к Андрею применяли в больнице. Горбачев был поставлен в тупик. Я следовал тезису самого Сахарова о том, что каждое нарушение прав человека должно быть возведено в ранг политической проблемы для государства, нарушающего эти права.

«Обсервер» заплатила за использование материалов, которые затем были проданы более чем в двадцать журналов в разных странах, чтобы собрать необходимые средства для помощи академику Сахарову и на защиту прав человека в СССР. Американская пресса это не одобрила. Во-первых, потому, что эту сенсационную информацию первой успела опубликовать британская газета. Во-вторых, оплата источника информации или интервью противоречили американской журналистской этике. Материал представлял общественный интерес, поэтому он должен быть доступен всем. У британской прессы руки были развязаны. Мы также знали, что материал получит большую известность, если газетам за него придется платить. Соглашение с «Обсервер», а также моя помощь позволили семье Сахаровых контролировать эти важные документы, чтобы их публикация не нанесла Андрею и Елене никакого вреда. Главная цель была достигнута. На нового советского президента было оказано серьезное давление как раз тогда, когда он раздумывал, рисковать или нет с освобождением Сахарова.

Горбачева не могла радовать публикация «горьковского архива», потому что в глазах мировой общественности он и его правительство предстали твердолобыми людьми старой советской закалки, пытавшими пожилого больного человека за ненасильственное отстаивание своих политических взглядов. И больше ни разу при встрече с любым западным лидером, даже иностранным коммунистом, он не мог избежать упоминания о Сахарове. Горбачев мог разрешить Андрею вернуться в Москву. Однако Елена боялась, что КГБ могло по-своему решить эту проблему. У Андрея было слабое здоровье. У него было больное сердце. В тот день в Бостоне она сказала мне: «Они могут запросто ночью пробраться в нашу квартиру и задушить его подушкой, а потом объявить, что он умер от сердечного приступа. И никто не сможет уличить их во лжи».

Последние дни в Горьком

Ужасная мысль о том, что Андрей может умереть или быть убитым, пока она находится за границей, заставляла ее думать о скорейшем возвращении. Она боялась, что КГБ использует публикацию бумаг как повод, чтобы не дать ей вернуться. Мы осторожно обходили ее высказывания во всех статьях, но было очевидно, что эти документы попали на Запад через нее, пусть и с американской помощью. КГБ же полагал, что их вывезли в портфеле дипломата.