Люди выражали удивление «поспешностью», с какой разбазарили имущество художника, говорили о «розданных рисунках», об «исчезнувших рукописях»[228]. Как только Монфред узнал об этом, он немедленно обратился в Министерство колоний, и оно в начале 1904 года приказало провести расследование и вернуть во Францию рукописи и произведения, которые не были проданы.

Среди рукописей, о судьбе которых тревожился Монфред, была «Ноа Ноа». «Я хочу успокоить Вас, — писал ему в марте 1904 года Виктор Сегалан, — …г-н Пети намеревался перелистать эту книгу, которую ему доверил сборщик налогов. Но потом губернатор тяжело заболел и поспешно уехал. Рукопись по недосмотру оказалась среди его багажа, и губернатор, которому это стало известно и который в настоящее время почти что при смерти, заявил, что по приезде во Францию немедля вернет рукопись по принадлежности».

Но Эдуар Пети так и не вернулся в Европу. Когда Сегалан сообщал эти сведения Монфреду, губернатор уже умер в Австралии. Его семья передала «Ноа Ноа» в Министерство колоний, куда несколько позже из Папеэте доставили «пачку писем и бумаг из наследства Гогена».

А тем временем Пикено успел потребовать у губернатора Пети, чтобы сержант Клавери был отозван из Атуоны «за плохое исполнение административных обязанностей, — писал Пикено, — и за то, что без моего ведома поддержал судебное преследование против господина Гогена». Управитель нарядил следствие, из которого, «со всей очевидностью, выяснилось, что ряд фактов, на которые указывал покойный, подтвердился».

Пети удовлетворил просьбу своего подчиненного и сместил Клавери. Вскоре Пикено сложил с себя временные обязанности управителя. А на место Пети назначили другого губернатора. И в апреле 1904 года, к удивлению и негодованию Пикено, сержант Клавери вновь водворился в Атуоне. И тут, казалось, дух Гогена ожил в бывшем управителе Маркизских островов.

«Я нахожу, что меня незаслуженно дезавуировали, и почтительно, но решительно против этого возражаю, — тотчас написал он новому губернатору.

— Имею честь, господин губернатор, просить Вас довести мой протест до сведения господина министра колоний, к высшему правосудию которого я и взываю. Если, однако, глава нашего департамента посчитает, что я неправ, я буду признателен ему, если он позволит мне воспользоваться моими правами на отставку и пенсию. Свободный от всяких административных обязательств, я смогу тогда, господин губернатор, опираясь на доказательства, объявить во всеуслышание обо всех притеснениях и злоупотреблениях, в которых повинны жандармы наших поселений, в частности, на Маркизах».