Стало ли молчание Слуцкого итоговой неудачей? Одно из самых ярких определений творческого фиаско дано в письме Беньямина к Шолему, толкователю каббалистических знаков, – здесь великий критик проливает свет на невзгоды великого писателя:
Между тем, чтобы воздать должное образу Кафки во всей его чистоте и всей его своеобычной красоте, ни в коем случае нельзя упускать из виду главное: это образ человека, потерпевшего крах. Обстоятельства этого крушения – самые разнообразные. Можно сказать так: как только он твердо уверился в своей конечной неудаче, у него на пути к ней все стало получаться, как во сне. Страсть, с которой Кафка подчеркивал свое крушение, более чем знаменательна[329].
Между тем, чтобы воздать должное образу Кафки во всей его чистоте и всей его своеобычной красоте, ни в коем случае нельзя упускать из виду главное: это образ человека, потерпевшего крах. Обстоятельства этого крушения – самые разнообразные.
Можно сказать так: как только он твердо уверился в своей конечной неудаче, у него на пути к ней все стало получаться, как во сне. Страсть, с которой Кафка подчеркивал свое крушение, более чем знаменательна[329].
Мне представляется, что и молчание самого Слуцкого стало воплощением такого «краха», который добавил своеобычности и страсти его каноническому проекту. Тем не менее в конечном итоге поэт стремится всё запомнить, наполняя амнезию и перспективу забвения творческим потенциалом; из этого проистекает анализ его поздних стихов, включая и последнее известное. В должный срок канон завершился, однако поэт сам продиктовал условия своего завещания.
«В неба копоти»
«В неба копоти»
В целом ряде поздних текстов возникает ощущение, что Слуцкий от одного за другим отказывается от пространственных приемов. В стихотворении «Возвращение» он описывает возвращение на родину, которую красноречиво называет «Содомом и Гоморрой». Есть все основания предположить, что он возвращается из «безродья родного», с территории своего творчества, включающей в себя черты его поэтики. В этом стихотворении речь уже идет не о поэте, а о читателе, перед которым стоит угроза творческой смерти:
«По школьной программе» – это отсылка к стихотворению «Романы из школьной программы…», что возвращает Слуцкого в период его кризиса. «Звезды» не менее примечательны. Они заставляют вспомнить лермонтовские тучи из стихотворения с одноименным названием [Лермонтов 1983: 141]. Слуцкий втайне завидует их вековому безразличию, ему хочется с тем же равнодушием распутать все собственные проблемы:
В диалоге со строчками Маяковского: «Послушайте! / Ведь если звезды зажигают – / значит – это кому-нибудь нужно?» [Маяковский 2013 1: 32] и «Светить всегда, / светить везде, / до дней последних донца» [Маяковский 2013 1: 146] – Слуцкий выступает в защиту забвения, прекрасно зная, что ему оно не грозит. Даже в самом конце пути поэт библейского склада продолжает идти, спотыкаясь, по своей дороге и