Это было типичное обиталище бедных, полуголодных людей. Невозможно грязный двор. Ужасная помойка заражала его своим отвратительным зловонием.

Сделав несколько шагов вниз, по ступеням, залитым помоями, они остановились у двери, обитой ветхой, истлевшей клеенкой.

– Звонить? – обратился к Шереметьевскому помощник пристава.

– Что вы! Что вы! – быстро прошептал агент. – Звонок сразу спугнет обитателей. Я уверен, что квартира не заперта. Эти люди, грабящие и убивающие, обыкновенно очень беспечны насчет своего собственного добра.

Шереметьевский смело взялся за скобку двери и потянул ее к себе. Дверь действительно отворилась, и они оба быстро вошли во внутренность логовища.

Первая конура служила, очевидно, кухней. Тут была русская печь, на полках стояли горшки, плошки и иные хозяйственные атрибуты. Не было ни души.

– Кто там? – раздался молодой мужской голос из следующей комнаты.

– Мы, голубчик, мы! – весело произнес Шереметьевский, входя со спутником во вторую комнату, убого обставленную, со спертым, удушливым воздухом.

На ларе в чистой ситцевой рубахе лежал молодой парень, судя по описанным приметам – Иванов, сын Королевой и пасынок Королева. При виде вошедших он порывисто вскочил с ларя, побледнел и с выражением недоумения и, главное, страха уставился на них.

– Здравствуй, Михаил Иванов, – начал Шереметьевский, окидывая быстрым взглядом всю его фигуру. – Ждал небось нас? А?

– Как же, почему я вас ждать мог? – робко проронил он.

– Будто и не знаешь? А что у тебя с пальчиком приключилось? – спросил его агент, заметивший перевязанный палец на правой руке парня. – Отчего он у тебя завязан? Обрезался?

– Да, так… малость порезал.

– А ну-ка покажи!

Парень нерешительно, точно стараясь оттянуть время, принялся распутывать нитку, которой была обмотана тряпка на его пальце. И, распутав ее наконец, протянул палец. На нем зиял большой и глубокий порез, чуть-чуть не доходящий до кости.

– Чем же это ты так порезал? – спросил его агент.

– Топором… – ответил Иванов.

– Ну, брат, и странный же у тебя топор! Ишь, как тонко режет… Точно острым поварским ножом.

Иванов, заметно вздрогнув, выдернул руку.

– Ну, а рубашку когда ты надел чистую?