Двери в квартиру были нараспашку, и Хмелев, переступив порог, очутился в узком, темном коридоре, заставленном, как в большинстве коммунальных квартир, всякой рухлядью.

Нащупав в темноте в начале коридора дверную ручку, подергал ее, но никто из комнаты не отозвался. Тогда он заглянул туда — и увидел, что на узкой железной кровати лежит человек в полушубке и валенках, и спросил, не Кротов ли он, но тот, приподнявшись на локтях, посмотрел на вошедшего и слабым, почти неживым уже голосом прошептал:

— Кротов дальше...

Хмелев пошел дальше, но опять попал в чужую комнату. Тогда он спросил как можно громче, где тут живет гражданин Кротов. В ответ в самом конце коридора распахнулась дверь и навстречу вышел мужчина в ватных штанах, куртке и фетровых ботах.

— Я Кротов! — сказал он. — По какому делу?

— Разрешите зайти в комнату, там и объясню, — ответил Хмелев, которому хотелось поскорей присесть. — Я пришел к вам, товарищ Кротов, вот по какому вопросу. — И стал быстро, словно по заученному, объяснять.

— Простите, но не представляю себе дальнейшего? — произнес как-то недоверчиво Кротов, у которого, как и у Борейко, были открытые глаза, но шире расставленные и с небольшим молочным бельмом на правом.

— А сколько вам лет? — поинтересовался Хмелев.

— Двадцать шесть!

— Тоже вяжете защитные сетки?

— Прежде вязал, а теперь штампую детали для оружейного цеха. Как раз сегодня закончил партию и собираюсь снести на завод.

Только теперь Хмелев приметил около окна на столике небольшой штамп, тиски и набор инструментов — молоток, острогубцы, отвертки — и догадался, что на этом верстачке и работает Кротов.

— А как у вас со здоровьем?

— Пока живу — надеюсь! — сказал Кротов, и на его чисто выбритом широком лице появилась грустная улыбка. — Трудновато, конечно, держать себя в форме, однако рабочая карточка умереть не дает. Надеемся на скорую прибавку. А вот соседушка у меня в первой комнате совсем уж доходит, хотя принимаю посильные меры, чтобы протянул подольше. А если покину его — погибнет, конечно. А жаль, чудесный человек, образованнейший, в научном издательстве проработал двадцать пять лет. Очень мы дружно живем с ним все годы.

Хмелев и сам подумал, что останься старик без ухода — непременно погибнет, ведь он уже не в силах подняться с кровати.

— Я понимаю вас, Андрей Семенович, но речь идет о военной службе, и вовсе не ограниченной, как вам может показаться. Будь вы зрячим, давно бы уже были на фронте и воевали с врагом.

— Так то на фронте, — опять, будто не поверив Хмелеву, настаивал Кротов.