4

Брюсов вернулся в Москву 1 декабря и через две недели уехал в санаторий доктора Михаила Максимовича, специалиста по нервным болезням, в Эдинбурге (ныне Дзинтари) под Ригой. Оттуда он 7 января 1914 года написал Иванову: «Судьба не захотела, чтобы я воспользовался вполне твоей жизнью в Москве. Сначала она не позволила мне видеть тебя так часто, как я того желал бы. Теперь она увела меня на берег полузамерзшего Рижского залива. И верь мне, что то была судьба, а не мое небрежение. Все время я порывался чаще бывать у тебя, но не мог, — теперь это можно сказать. Когда выберусь отсюда, еще не знаю». Через восемь дней Вячеслав Иванович ответил: «Меня и тронули и обрадовали твои строки, память твоя и весть ответная на думы о тебе. Мне хотелось увидеться с тобой до твоего отъезда, но я понял, что это невозможно. Рад, что ты стихи пишешь, но хочется посоветовать тебе не возвращаться скоро к очередным занятиям в привычном тебе темпе и не сокращать так сроков необходимого тебе отдыха вдали от здешней сутолоки»^{36}.

К письму Иванов приложил только что написанные стихотворения «Лира» и «Ось». «Пленен, обрадован, тронут твоими стихами», — откликнулся Брюсов 20 января, посылая ему стихотворный ответ. Десять дней спустя Иванов известил его, что отдал свои стихи в альманах «Сирин» и «хотел бы надписать посвящение „Валерию Брюсову“, но в этом случае, ввиду того интимного, что содержат стихи, без твоего согласия и одобрения не смею и надписываю „другу-поэту“. Но если бы ты был согласен на упоминание твоего имени, тогда уж печатай подряд „Ответ“ — Вяч. Иванову. Твои стихи великолепны, и дуэт мне кажется и красивым и символически ярким»^{37}. Брюсов согласился: стихи появились в альманахе под общим названием «Carmina amoebaea»[71], то есть песни, исполняемые поочередно двумя певцами. О Львовой ни слова, но указание Иванова на «то интимное, что содержат стихи» не оставляет сомнений. Посылая ответ, Брюсов сообщил: «О себе не пишу: трудно. […] Кое-что узнаешь все же из стихов».

Общий тон послания Иванова — ободрительно-утешающий. Это голос старшего друга и советчика. Впервые за всю историю их знакомства Вячеслав Иванович заявил о себе как о старшем, а не о равном (хотя был старше на семь лет), напоминая Брюсову о грехе и о Боге:

Не только наставлял, но и как бы судил друга, указуя ему путь ко спасению:

Он застиг Брюсова врасплох, в минуту слабости, особенно тяжелую для сильного человека. Валерий Яковлевич — при всем уважении и любви к Иванову — не считал его моральным авторитетом для себя и, усмотрев в послании вызов, принял его. Он скромно писал о своем ответе: «смотри на него лишь как на письмо, хотя и в стихах, ибо соперничать с твоими они не смеют», — но это самоуничижение не кажется искренним. Безупречный по форме, ответ Брюсова таил не менее глубокое содержание — поэтическое и биографическое. Это сознание своего поражения: