Брюсову надо было объясниться не только перед родственниками Львовой и знакомыми, но и перед читателями. 8 января 1914 года он написал стихотворение «Я не был на твоей могиле…», уверяя, что «храню я целой всю нашу светлую любовь», и заклиная: «Не осуждай и не ревнуй!». Основания для ревности у Львовой были и при жизни. Теперь к ним прибавилось новое увлечение — Мария Вульфарт, которая помогла Валерию Яковлевичу выйти из психологического кризиса. Об этом он написал слишком откровенно:

Когда Брюсов читал эти стихи в «Эстетике», Ходасевич, по его утверждению, «прослушав строфы две, встал из-за стола и пошел к дверям. Брюсов приостановил чтение. На меня зашикали: все понимали, о чем идет речь, и требовали, чтобы я не мешал удовольствию».

Ходасевич сделал вид, что «Умершим мир!» было последним словом Брюсова о Львовой, проигнорировав покаянный сонет в «Роковом ряде»:

и не менее горькое стихотворение «Памяти другой» (1920):

хотя не мог не знать их. В августе 1917 года Эренбург после первой личной встречи с Брюсовым записал: «О Наде. Жалкий седой»^{48}, — а позже вспоминал: «Брюсов заговорил о Наде Львовой — рана оказалась незажившей. Может быть, я при этом вспомнил предсмертное стихотворение Нади о седом виске Брюсова, но только Валерий Яковлевич (в 43 года. — В. М.) показался мне глубоким стариком»^{49}.

Глава четырнадцатая «Высоких зрелищ зритель»

Глава четырнадцатая

«Высоких зрелищ зритель»

1

1913 год занял особое место в жизни Брюсова не только из-за трагедии Львовой: начало выходить полное собрание его сочинений (ПССП). После успеха «Путей и перепутий» он задумался об издании нового, четырехтомного собрания стихов «Цепь», с вариантами и библиографическими примечаниями, пояснив в наброске предисловия: «Часто бывает интересно знать не только ту форму, какую автор впоследствии придал своим созданиям, но и его первоначальные очертания»^{1}. Реальная возможность осуществить план представилась через полтора года. 16 октября 1912 года Ремизов сообщил Брюсову, что в Петербурге создано издательство «Сирин» — «солидное, просвещенное, литературное и русское». Последнее слово подчеркивало отличие от «Шиповника» — предприятия Соломона Копельмана и Зиновия Гржебина, которое за глаза называли «жидовником»: Гржебин покупал рукописи и авторские права оптом, платил мало, но издавал быстро и неплохо. «Сирин» не преследовал коммерческие цели: за ним стояли миллионы сахарозаводчика-мецената Михаила Терещенко. По рекомендации Ремизова основную работу в издательстве взял на себя критик и публицист Иванов-Разумник, 20 октября выехавший в Москву для делового разговора с Брюсовым.