Когда Головин взял издание в руки, то брови его поползли вверх. Он вынул сигарету изо рта и как-то тихо, растягивая слова, спросил: «Это что-о-о… Гумиле-о-о-о-в?»

Неудачно выбранная иллюстрация к его текстам вызывала схожую реакцию. После очередной публикации в газете «Завтра» Евгений Всеволодович спросил: «А если я про Сковороду напишу, они мне рядом картинку со сковородой не поставят?»

Как-то, доставая сигарету из пачки, прочитал: «Курение убивает» (тогда эти надписи с сомнительным высказыванием только появились) — и закурил: «Что, действительно?»

Врачи, лекарства и т. д. вызывали его сильное неприятие. Мы сидели на кухне, Головин, морщась, смотрел на таблетки: «Принимаю только из уважения к Ирине Николаевне. Вот сегодня еще ее поуважаю и оставлю это дело».

* * *

Заметный терапевтический эффект давали раздобытые мной (Е. В. не видел особой необходимости в подключении интернета) фильмы, книги или музыкальные записи, которые мы обсуждали. Приведу некоторые названия для примера.

Немецкий экспрессионизм: «Руки Орлака», «Кабинет доктора Калигари» и др.; приключенческие фильмы: «Знак Зорро» (1940), «Одиссея капитана Блада», «Морской ястреб» с Эрролом Флинном и т. д.

После беседы о «Словаре Великого Остолопова» («Словарь древней и новой поэзии» Н. Ф. Остолопова.—П. Б.), который до сих пор является библиографической редкостью, я нашла несколько выложенных в интернет страниц.

Вместе слушали танго Тино Росси и Карлоса Гарделя.

* * *

Иногда Евгений Всеволодович рассказывал о семье: о бабке-эсерке, о том, как его отец лихо сделал предложение его матери-актрисе, буквально под дулом пистолета. С тоской вспоминал о младшем брате Рудике, умершем у него на руках от туберкулеза и голода в войну.

* * *

Несмотря на скверное самочувствие, Головин до последнего писал статьи, эссе. С трудом, но удалось уговорить его записать лекцию о Блоке для дисков «Беседы о поэзии». Когда Евгений Всеволодович услышал свой голос на записи, он со вздохом произнес: «Это голос умирающего человека».

* * *

В последнюю нашу встречу Евгений Всеволодович пожал мою руку, задержав на время в своей, сказал: «Спасибо, Полина!» Я улыбнулась и ответила: «Ну что вы в самом деле, мы же еще увидимся! Зачем же так прощаться! Скоро снова приеду». Я была в этом уверена, он — нет.

Мы созванивались практически ежедневно. И вот в какой-то момент оба телефона перестали отвечать, звонков тоже больше не было…

На этом стоило бы закончить, скажу лишь, что через несколько дней, 29 октября 2010 года, не стало самого близкого моего друга.