Светлый фон

Весенний семестр, 2011 Семинар № 4

А. Г. Дугин Д. пол. н., директор Центра Консервативных Исследований при социологическом факультете, зав. кафедрой Социологии международных отношений социологического факультета МГУ Евгений Головин: интеллектуальная топика (тезисы)

А. Г. Дугин

Д. пол. н., директор Центра Консервативных Исследований при социологическом факультете, зав. кафедрой Социологии международных отношений социологического факультета МГУ

Евгений Головин: интеллектуальная топика (тезисы)

Евгений Головин: интеллектуальная топика

Часть 1. Искусство чтения

Часть 1. Искусство чтения

1. Определение места фигуре Евгения Головина представляет собой серьезную научную проблему. Существует ряд деятелей в мировой культуре (философии, искусстве, науке), которые выпадают из всех существующих номенклатур.

1.

Головин относится именно к ним: это человек без профессии, без конкретной сферы специализации, человек, вмещающий движение по бесчисленному числу направлений, распускавшийся, подобно цветку, одновременно во все стороны бытия.

2. К какой области его отнести: к поэзии, философии, культурологии, переводческому искусству, эзотеризму? Однажды в отношении одного выдающегося лица Головин предложил термин «парлёр» — parleur, не «нарратор», не «рассказчик», а «парлёр». О себе же он говорил как о «профессиональном читателе». А может, этот «парлёр» и есть сам Е. В. Головин? Парлёр или профессиональный читатель?

2. parleur

3. В качестве пропедевтики стоит рассказать о том, как Головин читал. Это было настоящее искусство. Во-первых, он всегда читал книги на оригинальном языке. Во-вторых, он практически никогда не читал книгу одну, саму по себе. Если Головин открывал книгу какого-либо автора, то можно было сразу же сказать, что он прочтет все произведения этого автора, изучит их до мельчайшей детали. В-третьих, он тщательно знакомился с контекстом, в котором автор писал, — т. е. стремился прочитать все возможное об этом авторе и о среде; таким образом, он читал и то, что писали вокруг этого автора, люди, так или иначе имевшие к нему отношение (из того же круга, критики, референтные персоны и т. д.). В-четвертых, он реконструировал на этом основании общую суть послания, переводя его в свой контекст, — и именно эту, обработанную долгим размышлением и чтением мысль других писателей и философов он мог кратко, особым поэтическим жестом рассказать другим (когда было настроение). В-пятых, он всегда искал в тексте «тайное», «сокрытое», то неявное, что пробуждало его интерес, в очень тонком режиме — тогда, когда он вглядывался в текст несколько зажмурившись, как бы лениво, полусонно, давая возможность своей гениальной интуиции проникать в строки, подобно тому как вода обнимает сразу весь сложный рельеф обтекаемой ею поверхности; отсюда он мог вынести такие нюансы, которые, можно сказать, в самом тексте вообще не содержались (вспомним его интерпретацию повестей Жюля Верна и Эдгара По, подробно описанную в книге «Приближение к Снежной Королеве»).