4. Именно чтение — такое глубокое, фундаментальное чтение — лежало в основе и его «рассказов», и его переводов, и его текстов (при том что собственно тексты в его жизни были далеко не самым главным — он свободно мог ничего не писать и большого значения написанным работам сам никогда не придавал).
4.5. Проработанный таким образом один автор — а так он прочел тысячи авторов (!) — становился для Головина его «знакомым». Иногда, под настроение, он знакомил с ним и других. Так им созидался мерно и интенсивно целый круг прочитанных текстов. При этом и сами тексты, и авторы, и даже выловленные пронзительным сознанием Головина детали становились живыми элементами особого референтного поля. Головинское чтение порождало особую архитектуру эйдетического мира. То, что проходило сквозь его чтение, оживало и занимало свое место в особом сконструированном им и только им пространстве.
5.6. Это пространство есть топика, метрическая география идей, имен, образов, концептов. Эта топика разительно отличалась (и отличается) от любых референтных структур, сложившихся в интеллектуальных кругах с 60-х годов и до нашего времени. Головин осознанно развертывал свои ряды и герменевтические сферы на дистанции от всего остального. Это был герметический круг, совершенно закрытый для внешних воздействий и замаскированный от любопытных и неделикатных глаз отталкивающей магией. Как правило, Головина окружали, как стражи порога, внушающие страх и отвращение аколиты.
6.Часть 2. Семантический круг
Часть 2. Семантический круг
1. В какой области культуры располагался герметический круг Евгения Головина и его семантические поля? Довольно приблизительно можно сказать, что он лежал в области пересечения нонконформистской мистики, радикального искусства и антисовременной (критической) философии. В западной культуре XX века есть только одна фигура, так или иначе отдаленно напоминающая этот тип, — Юлиус Эвола, традиционалист, дадаист, поэт, художник, политик третьего пути, маг, декадент. Эвола и его учитель Генон настолько же далеко отстоят от смежных с ними по типу и интересам людей, как Головин отстоял от интеллектуальных кругов (всех без исключения) СССР/ России второй половины XX века (включая первое десятилетие века XXI). А может быть, Головин отстоял еще дальше.
1.2. С Эволой и Геноном, с традиционализмом Головина связывает не только обособленность, но и многие общие позиции, политические и исторические предпочтения. Прочитав Генона и Эволу (а Головин их прочитал первым в огромной, занавешенной железным полотном стране, и самое главное — как он их прочитал!), он опознал в них очень близкое для себя начало. В его семантическом поле эти авторы и все, кто их окружал, заняли центральное место.