Светлый фон

Лучше всех понимал и говорил об этом прямо, конечно, Артюр Рембо в своем знаменитом «Une Saison en Enfer» (вещь, кстати, абсолютно непереводимая, т. к. невозможно точно перевести даже название). Очень важно, что Рембо этим мучался, а вот Головин — нет, и в этом их принципиальное различие. В этом плане мы можем говорить, что Головин — абсолютно гармоничная в своем роде фигура.

То, что я говорю о различии между миром Головина и миром монотеизма в широком смысле слова, ни в коем случае не носит оценочного характера, это просто констатация неких реальностей, с которыми нам приходится иметь дело. Это, скорее, социологическая оценка как монотеизма, так и поэзии применительно к Евгению Всеволодовичу.

Однажды какой-то левый критик сказал о Пушкине: это будет такой русский человек, каким он явится через сто лет. Мы знаем, что это абсолютно не подтвердилось, что является, безусловно, негативной характеристикой всей русской левой критики, но, тем не менее, если сегодня о ком-то и можно сказать подобное (хотя сама постановка вопроса далеко не лучшая), то это именно о Евгении Всеволодовиче. Это русский человек, который, может быть, когда-нибудь явится, а быть может, и нет. Что очень важно, т. к. на самом деле явление такого принципиально немонотеистичного человека точно так же невозможно, как и его не-явление. К тому же говорить сейчас о ста и более годах совершенно неправильно, потому что на это у нас не осталось вполне линейного монотеистического, абсолютно не-головинского времени — того времени, которое развивается и по отношению к которому мы испытываем эсхатологические ожидания.

Можно сказать, что все это — попытка структурно-социологи ческого подхода к тому важнейшему явлению, каким является Евгений Всеволодович Головин.

И. Б. Дмитриев Философ, эксперт портала «Евразия» «Работа в черном» и проблематика смерти

И. Б. Дмитриев

Философ, эксперт портала «Евразия»

«Работа в черном» и проблематика смерти

«Работа в черном» и проблематика смерти

Я хочу кое-что сказать в связи с проблемой смерти, ее существования и ее ирреальности, которая в герметизме решалась в ситуации подготовительной работы, работы в черном, которая и самим Головиным характеризуется как очень трудная работа. В этих соприкосновениях с темой смерти в процессе диалога с женским Другим у Головина сложилось рабочее понятие индивида, который может мыслиться как некоторый статус (в той же алхимической терминологии), достигаемый по исполнении этой предварительной черной работы.

Что пишет Головин? Он спрашивает, что такое мужчина в принципе: «Из старинных книг можно определить его формальные константы: вероятно, это существо, наделенное централизованной активностью, активным интеллектом, восприятием, вниманием». В другом месте он пишет о том, что «своими тонкими органами чувств индивид может преобразовывать то, с чем он соприкасается».