«Умение этого крепкого, небольшого роста человека сосредоточить внимание нашего актёра, во многом искушённого, избалованного посещениями театра знаменитостями, поразило меня. Абрамов в своей читке сразу вылепил характеры героинь (Василисы Милентьевны, Пелагеи и Альки) сочно, зримо, артистично. Воссоздавая особенности каждой, смог передать взаимоотношения их “голосов”. Сразу стало ясно: автор не прост, не уступит свои позиции. Многие из нас переглядывались, как бы говоря: “Видали какой!” И продолжали с улыбкой слушать смелое чтение автора. Его интонации – внешне суровые, изнутри разгорячённые. Речь его мелодична: то частушечная, то сурово-песенная; сочетание чистоты родниковой и страстности горького слова. В речи автора ощущается замысел спектакля, который будет называться “Деревянные кони”…
Конечно, Абрамов обладает даром драматургическим: он артистичен. Скопировать его трудно, но зато в читке улавливаешь абрамовскую речь…
Абрамовский ум цепко схватил направление сценического замысла, он дал ему “добро”… Скрупулёзно выверял текст, будучи на репетициях, и впоследствии писал новый, исходя из игры актёра. Часто выступал против театральной престижности, ажитации, компромиссности в театре. Видел “отходы в сторону”, ругал, но и любил».
Удачно найденное Фёдором Абрамовым название повести «Деревянные кони» дало ёмкое заглавие всей пьесе. И это было очень символично. Черниченко по этому поводу в уже упомянутой выше статье писал: «Деревянные кони – образ труда и достатка, старины и надежд, образ и бытовой, и художественный, под коньком на крыше начиналась жизнь, под ним и отходила – к другим поколениям».
Дом Василисы Милентьевны и дом Пелагеи Амосовой – два разных действия спектакля, объединённых одной большой крышей дома-богатыря Русского Севера.
«Здесь всё подлинно – берестяные короба, пестери, бабкины прялки, лавки вдоль стен…» – напишет Юрий Черниченко. Антураж этого сценического дома был действительно изысканным, и всё благодаря работе художника спектакля Давида Боровских. По этому поводу Фёдор Абрамов в своём выступлении перед студентами Архангельского педагогического института 6 мая 1974 года скажет: «Мне очень нравится жёсткое, сухое, графическое оформление. Это сценограф, как сейчас говорят… Давид Боровских. Он специально ездил в Вологодскую область, вывез оттуда всякие берестяные, деревянные изделия, всё это на сцене создаёт, производит определённое впечатление».
Да и сам зрительный зал был оформлен по-особому. Был закрыт традиционный вход и оформлен специальный проход в зал через фойе. Пришедшие на спектакль как бы сами оказывались гостями в большом деревенском доме, попадая в переднюю часть избы – горницу по мостку, через сени, украшенные ситцевыми занавесками до самого пола, шли по домотканым дорожкам мимо подлинной крестьянской утвари и, по сути, сами становились частью происходящего на сцене действа. Все эти художественные изыски помогали зрителю ещё больше почувствовать дух атмосферы деревенской жизни, ещё глубже проникнуться содержанием пьесы.