Было предложено вовсе исключить из пьесы эпизод раскулачивания с пояснением, что это была классовая политика партии в деревне, которая твёрдо опиралась на поддержку масс и сломила сопротивление кулаков, к которым были применены чрезвычайные меры. Предлагалось пересмотреть многие реплики, в том числе такие как «сноп жита унесла с поля», «а смех… тоже витамин!» или «Вот и сказал! Начали было за детей, а теперь не знаю и за что» (Пелагея). Предлагалось подумать над иным воплощением сцен «у Петра Ивановича», похороны Павла, да и вообще над заключительной сценой спектакля (цензуре не понравилась фраза «снова заливисто ржут деревянные кони»).

Но самое неприятное было даже не жестокое вымарывание текста, заставлявшее раз за разом переписывать сценарий, а неизвестность того, сколько ещё продлится это цензорское издевательство над текстом.

Переживания, сомнения, в какой-то момент даже желание бросить работу над пьесой… Фёдор Абрамов, не скрывая, изрядно нервничал. Успокаивало лишь то, что, пока шла работа над правкой текста, Юрий Любимов, ещё не получив одобрения Главлитом первого варианта, не теряя даром времени, уже настойчиво репетировал пьесу и убирал из сцен и монологов то, что не одобрила цензура в ходе работы.

На одной из встреч с представителями Управления театров, музыкальных организаций и концертной работы Моссовета, состоявшейся в кабинете Юрия Любимова по поводу создания новой редакции пьесы, Фёдор Абрамов изрядно вспылил. Любимов в своей книге «Рассказы старого трепача» по этому поводу вспоминал: «Я помню, как в моём кабинете Фёдор Александрович вскочил и закричал: “Да я весь израненный, – как это я свою родину не люблю?! Может, это вы настоящие патриоты, а не я?!”».

Репетиции «Деревянных коней», начавшиеся ещё в ноябре 1973 года, шли всю зиму. И Фёдор Абрамов был вместе с театром. Его частое присутствие на репетициях, строгое и требовательное отношение к артистам, внесение своих предложений и замечаний привносили не только определённый авторский смысл в постановку, но и давали соответствующую установку правильной актёрской игре.

Актриса театра Татьяна Жукова спустя годы в интервью газете «Советская Россия» от 3 января 1982 года вспоминала, что Фёдор Абрамов, приходя на репетиции спектакля, много читал, говорил с артистами, что даже захотелось перенести достоверную мелодику его речи, которая свойственна жителям его родины, в спектакль.

Изольда Фролова, которой в спектакле досталась роль Мани-большой, в своих воспоминаниях «Ржут “Кони” на Таганке», опубликованных в книге «Воспоминания о Фёдоре Абрамове», так описывает мастерство Абрамова-драматурга: