И всё же, несмотря на такой состав колдовавших над спектаклем, он шёл к большому зрителю с большими трудностями. И ни юбилей писателя, ни награждение его орденом Ленина, ни читательское признание, ни даже постановки «Дома» на сценах Ярославского драмтеатра и театра в Вологде не давали той степени защиты, при которой можно было надеяться, что спектакль на сцене МДТ состоится, как говорится, при любой погоде. Самому Абрамову вместе с Додиным пришлось настойчиво обивать пороги властных коридоров, борясь за судьбу «Дома».

18 июня 1980 года Абрамов запишет в своём дневнике: «Да, снова битва. Битва за “Дом”, за спектакль. Решается вопрос: быть или не быть… Шёл 5-й спектакль, был принят худож. советом, но никакой окончательности. Спектакль шёл контрабандой. И вот-вот должен захлопнуться капкан». И как тут не отметить, что всё это происходило в юбилейный для Абрамова год на волне поздравлений!

Нездоровая обстановка вокруг спектакля не давала большого времени на раздумья, в связи с чем репетиционные сроки пришлось несколько сократить. Да и когда спектакль уже ставился на сцене МДТ, и во время гастрольных выездов театра каждый его показ мог вполне оказаться последним.

Но спектакль устоял, выжил.

Лишь спустя четыре месяца после состоявшейся премьеры спектакль окончательно одобрили. 22 сентября 1980 года В. Константинов и Б. Рацер сообщали Фёдору Абрамову, отдыхавшему в это время в Пицунде:

«Спектакль пришлось вновь уже показывать Бильдюкову (без этого они не подписывали афишу) (Бильдюков – заведующий сектором литературы и искусства Ленинградского обкома партии. – О. Т.). Но после показа власти были благосклонны, и Лёве (Додину. – О. Т.) пришлось сделать только одно изменение – гроб теперь выносят не из зала, а из кулис (речь идёт об одной из финальных сцен спектакля – похорон Калины Ивановича. – О. Т.). В спектакль вошёл новый исполнитель роли Калины Ивановича – Е. Меркурьев, он очень понравился начальству и (что важнее) самому Додину».

Более подробно о том, как 16 сентября сдавался спектакль высокой обкомовской цензуре, сообщала Абрамову в письме 26 сентября 1980 года артистка Татьяна Шестакова:

«Итак, рождение нашего детища – “Дома” нашего – узаконено. Утром шестнадцатого числа на репетицию явился известный товарищ Б. в сопровождении менее известных и значительных персон – неких N. и X. (нет на них на всех булгаковского Воланда и Кo!). Поприсутствовав при нашей утренней страсти кряду шесть часов, товарищ Б. изрёк в конце: “Ну теперь совсем другое дело” – и с чувством исполненного долга удалился восвояси (думаю-жрать-горькую).