И всё же Юра есть частичка своего народа. В спектакле есть такая сцена, в которой перед зрителями остаются всего лишь три персонажа – Мишка Пряслин, Егорша и Юра – словно три богатыря, три мужские сущности. Они почти ровесники, но у каждого свой путь в жизни.

Так вот, когда мы сыграли для Фёдора Александровича первый раз наш спектакль (это даже была не премьера, а какой-то репетиционный прогон, с очень малым числом зрителей), мы очень волновались, думая о том, что он скажет. Уже после того, как мы отыграли, мы собралисьм зале – актёры, педагоги. Вместе с Фёдором Александровичем были Людмила Владимировна и его племянница Галина. Сели так полукругом, и я оказался крайним, уже не помню, с какой стороны. И тишина… Гнетущая пауза, почти такая же, как тогда, в Верколе. Фёдор Александрович в центре сидит. Мы молчим, уже ёрзать на месте стали, думаем, что сейчас ругать станет. И вдруг он заговорил: “А то самое… это… где этот, который-то?” И все мы, не дав закончить Абрамову фразу, почти в один голос: “Кто, кто?!” – “Ну который этот… дурачок-то?” И все разом выдохнув в мою сторону: “Вон он!” И ещё при этом руками тянут на меня крайнего. “А-а-а, молодец, молодец! Все молодцы!” И все разом оживились, засмеялись, заулыбались, и тотчас пошёл разговор о том, что вышло, что хотелось бы ещё сделать, о том, что, может быть, не стоит играть, да и много о чём. Был очень добрый разговор, после которого мы ощутили себя с Фёдором Абрамовым друзьями не разлей вода.

Примечательно, что “выразительный” пиджак Юры (это уж я потом к нему звезду приладил) родом из Верколы. Приобрёл я его уже во вторую творческую поездку в 1984 году, когда стали готовить спектакль “Братья и сёстры” на сцене МДТ. Пиджак был снят (конечно, с разрешения) у какого-то дома с заборного штакетника. Не знаю, как он последние годы своей жизни использовался по хозяйству, может быть, им, вышедшим из носки, активно мыли пол, не знаю. Мне это было на тот момент безразлично. Но мне его отдали свободно. И этот пиджак, судьба которого, если бы я его не прибрал к рукам, наверняка бы закончилась на какой-нибудь свалке, вместе с моим Юрой объехал почти весь мир. Наш с Наташей Акимовой сын Василий ещё мальчишкой написал стихотворение об удивительной судьбе этого пиджака, который находился на грани своей гибели и которому впоследствии покорился мир».

Студенческий спектакль «Братья и сёстры», поставленный Кацманом и Додиным на сцене Учебного театра «На Моховой» весной 1978 года, стал не просто событием театральной жизни города, а настоящим открытием для всех ценителей театрального искусства. На него было просто недостать билетов. Мне рассказывали, что в очередь за ними записывались, а имена актёров, занятых в постановке, передавались из уст в уста, словно это были уже именитые мастера театральной сцены.