Новость о победе графа Аракчеева над князем Голицыным дошла и до графа Румянцева в один из последних его приездов в столицу. Но граф Румянцев слышал и другие разговоры – император Александр, по воспоминаниям Меттерниха и других участников политической жизни Европы, испытал «утомление жизнью».

Императору постоянно докладывали, что европейская язва коснулась и просвещеннейших дворян, то и дело возникают общества, в которых часто слышатся крамольные призывы против императора и диктаторского управления страной, порой раздаются голоса о республике, о свободе печати и свободе человека. Но ведь чуть больше двадцати лет тому назад он сам думал о свободе человека, о своей неспособности управлять самодержавно и желании отказаться от императорской власти. И что же – он должен арестовать этих протестантов? Но они думают так же, как и он двадцать лет тому назад…

Вторую половину 1824 и первую половину 1825 года Николай Петрович прожил в Гомеле, всецело погруженный в повседневную работу над 4-м томом своего любимого издания «Собрания государственных грамот и договоров».

Отовсюду в Гомель приходили письма, пакеты с рукописями, журналы из Москвы и Петербурга. Как-то еще в Петербурге, 3 июня 1824 года, граф Румянцев, вчитываясь в одну из старых рукописей, содержащую указ царя и великого князя Федора Алексеевича, наткнулся в конце указа на собственноручную подпись покойного его деда. Разве не стоит ему этим заняться? И решил: приедет в Москву и поговорит со сведущими людьми об этом документе. А разве просьба митрополита Евгения, который заинтересовался списком Кенигсбергских грамот, не интересна для румянцевской группы? Он попросил сделать копию этого списка и послать ему в Киев. Нужно и заказать, и послать. Кто, кроме него, может это сделать? Вот еще что. Прислал аббат Добровский славное свое сочинение о Кирилле и Мефодии на немецком языке. А кто переведет его на русский язык? А разве не могла не порадовать графа весьма древняя рукопись, которую купил за умеренную цену и прислал в Гомель Калайдович? А прелюбопытная рукопись из Боровска? Ведь, казалось, Румянцев со Строевым тщательно обследовали Боровск, а проглядели… Перелистывая страницы «Вестника Европы», Румянцев обратил внимание на историческую статью Арцыбашева о времени Изяслава II, где тот впервые ссылается на Киевскую летопись. Что он под сим разумеет? Не Волынского ли летописца? В том же «Вестнике Европы» заговорили об одной найденной азиатской вещи близ Дона, и академик Френ, и М. Каченовский высказали свои предположения. Недавно Румянцев с большим интересом прочитал статью Г.А. Буткова о Кипчакской орде, или о монголах. Он много знает, что редко можно сказать о большей части русских писателей. Кто он таков, занят службою или нет, что он еще написал? Придется опять просить господина Малиновского узнать подробности биографии этого Буткова. И сколько таких неожиданных вопросов возникает чуть ли не каждый день…