А вот второе «лежи» в той же строке выглядит странно и неуместно. Зачем Мандельштам настойчиво призывает покойника «лежать, бесконечно прямясь», если по-иному, не прямо, в гробу лежать просто невозможно? Если же все-таки поставить себе непременной целью «оправдать», а значит, объяснить стоящее в слове «Ж», то, увы, единственным приходящим на ум аналогом «лежи, бесконечно прямясь» оказывается поговорка «горбатого могила исправит», обыгранная, кстати, Мандельштамом в 1931 году в «Отрывках из уничтоженных стихов»:

Думается, однако, что эту курьезную и кощунственную интерпретацию стоит отбросить по причине ее абсурдности[1781].

Гораздо проще представить, даже чисто «физиологически», как можно лететь, «бесконечно прямясь». К тому же с понятием смерти тесно связано представление о душе, отлетающей в иной мир. В ситуации с Белым, который — как показано в стихотворении — был «гоним взашей», осмеян, замучен и фактически «казнен», такое улетание прочь от земли в «пустоту» и «чистоту» кажется даже благом. И наконец, при замене «лежи» на «лети» со всей очевидностью высвечивается столь любимое Мандельштамом использование чужого слова. Здесь — слова Маяковского:

«Маяковский» слой в творчестве Мандельштама вообще занимал существенное место[1783], а в данном случае аллюзия кажется более чем уместной: ведь Мандельштам обращается к стихотворению Маяковского, написанному по сходному поводу — на смерть Сергея Есенина.

В общем, если считать, что в стихах Мандельштама предполагается смысл, то, безусловно, в анализируемой нами строке никакого повтора слова «лежи» нет; вместо привычного «Ж» должно быть использованное Зайцевым «Т», то есть — «лети».

Облегчить выбор в пользу «лети» может тот факт, что автографа стихотворения «Голубые глаза и горячая лобная кость…» нет — только списки. Допустить, что в них могли быть ошибки, вполне возможно. Следует также учитывать, что рукописное «Ж» и рукописное «Т» выглядят очень похоже, часто — почти неотличимо. Так что многократно повторенное публикаторами «лежи» могло быть следствием не только ошибки записи, но и ошибкой прочтения…[1784] Что же касается Петра Никаноровича Зайцева, то к его немалым заслугам перед русской культурой стоит, на наш взгляд, прибавить еще одну: он оказался самым внимательным и адекватным читателем стихотворения Мандельштама «Памяти Андрея Белого» («Голубые глаза и горячая лобная кость…»).

3. «КАКОВО ТЕБЕ ТАМ — В ПУСТОТЕ…» АРГОНАВТИЧЕСКИЙ МИФ В СТИХАХ О. Э. МАНДЕЛЬШТАМА ПАМЯТИ АНДРЕЯ БЕЛОГО

3. «КАКОВО ТЕБЕ ТАМ — В ПУСТОТЕ…»