— Хоро-о-ш, — заглатывал дед зеленое перо лука. И неизвестно, к чему он это сказал — к овощу или нежданному посетителю.

Юрка обалдело метался по двору.

С одной стороны, он радовался, что так легко отделался, с другой — его угнетало чувство брезгливости и он сам себя ненавидел, что разговаривал с таким скользким типом. Но самое страшное заключалось в том, что он, Юрка Калачев, всегда ненавидевший сексотов, нечаянно выдал Вьюна. И выдал потому, что Майка первой наболтала лишнее… И он еще перед ней рассыпался бисером и, чтобы не выглядеть трусом, вскочил на танк.

Негодование было настолько велико, что Юрка решил немедленно встретиться с Майкой.

Он почти бежал, загнав глубоко внутрь желание просто видеть ее. Для него Майка была сейчас не девушка, что так нравилась, а товарищ (пока товарищ), подозреваемый в подлом поступке.

И странно, когда он ее увидел, эта раздвоенности усилилась, настолько влекуще выглядела принявшая душ Майка.

Она гладила пушистую кошку, и эти два одновременно прекрасные и отвратительные существа показались ему чем-то похожими друг на друга.

— Как ты посмела! — постарался Юрка передать свое презрение и осуждение. Но получилось что-то невнятное, и голос захлебнулся, сменившись одышкой, будто он бежал безостановочно через весь город.

— Что случилось, Юрочка? — перевернула кошку на спину Майка. — Ты весь мокрый.

Она улыбалась, и весь его пыл исчезал, оседая внутри.

— Спрашивали меня в школе? — как можно суровее спросил он. — Спрашивали. Эннэша?.. Антуанетта?.. Ты?..

— Я, — повторила Майка. — Ты же не пришел сегодня.

— Не я один, — буркнул Юрка.

— Говорят, ты с мальчишками из 8 «А» целую ночь сидел на гауптвахте.

— Вертоусов тоже.

— Хочешь компоту из погреба? В черешню мама для кислинки добавила крыжовника.

Юрка хлебнул жидкий компот, уже колеблясь, начинать ли разговор с Майкой. Но она первая спросила, кто за ним гнался.

Юрка сбивчиво объяснил.

— Никакого Буркова я не знаю, — пожала плечами Майка.

— Не шути так.