– Это ощущение.
– Называй как хочешь.
Мне вдруг становится весело от такой резкой, почти что агрессивной реакции Никласа на мое предположение. Ну наконец-то хоть какая-то новая реакция!
– Ну ладно, я спать, доброй ночи. – Целую своих собутыльников в колючие щеки и ухожу наверх; минуя лифт, поднимаюсь по лестнице к себе и думаю о том, что Франк-сын, как бы ни хотел он это скрыть, испытывает к отцу амбивалентные чувства. Совершенно точно. Ненависть – она как-то уж слишком на поверхности, чересчур спекулятивна. Если вот, к примеру, зайти от противного. Допустим, сын ругает отца последними словами для того, чтобы общественность встала на сторону убийцы шести миллионов, пусть не прямо – косвенно, но вступилась за его отца. То есть в своей кощунственной агрессии, направленной в сторону родителя, он провоцирует людей отторгать мораль глобальную (Ганса Франка как убийцу миллионов), сосредотачиваясь на мелочи (сын должен почитать отца, каким бы он ни был).
Если допустить, что это так, – выглядит как извращение. А может, это и есть гротеск.
Никлас Франк по-настоящему умен. И ум его, к моему несчастью, казуистичный. Никлас легко пресекает все мои попытки продраться к самому его нутру, чтобы понять, в чем заключается истинная причина его психической травмы и, как следствие, такого болезненно-жестокого отношения к отцу. Сын «польского мясника» мастерски уходит от ответов на «неинтересные» для него вопросы или переиначивает их, отменяя заданный смысл: в частности, так регулярно происходит с моими вопросами про его отношения с отцом не как с генерал-губернатором оккупированной Польши, а как с родителем («Каким человеком может быть отец, уничтоживший шесть миллионов человек? Может он быть хорошим?»). Из раза в раз Никлас своего отца замещает гитлеровским ставленником, внутренне прекрасно отдавая себе отчет, что личность человека и личность историческая – две большие разницы. Налицо – самая настоящая подмена. В иные моменты мне просто начинает казаться, что для Никласа крайне важно заместить отца военным преступником, чтобы объяснить себе, за что он этого человека так ненавидит. Он путает причинно-следственные связи как истинный невротик, потому что дети любят даже плохих родителей, ужасных родителей, таких, которых и язык не повернется «родителями» назвать. И у этой всеобъемлющей ненависти нашего героя к своему отцу наверняка есть какое-то разумное объяснение…
Эту историю Никлас рассказал мне еще у себя дома. За год до окончания войны, перестав отрицать очевидное и верить обещаниям фюрера о победе, его мать, Бригитта Франк, опасаясь приближения Восточного фронта, перебралась со своими пятью детьми в Германию, в усадьбу Ганса Франка (который присоединился к семье лишь зимой 1945 года) на озере Шлирзее. Эта усадьба называлась Шобернхоф. Там-то и застали Бригитту войска союзников в начале мая 1945 года. Вот что вспоминает Никлас: