Ну а тут Никлас просто-напросто встает на место отца, выбрав своим королевством не оккупированные территории Польши, а территорию краковского замка, в котором проживала его семья. Любопытно, что Никлас идентифицирует себя с отцом (даже по сей день, вспоминая это, он повторяет: «Мне нравилась роскошь», «я пользовался своим положением» и так далее), представляя себя на месте тирана – пусть только в пределах семейных владений.
Но, кроме отца, есть и еще конкуренты в борьбе за мать. Второй конкурент – Михаэль, который старше Никласа всего на два года. Подсознание юного Никласа, искренне любящего своего брата-наперсника, товарища по играм, хочет Михаэля устранить. И если в случае с отцом подсознание Никласа, пропитанное критикой матери в адрес своего мужа, находит вполне реальные факты, за которые можно начать желать ему смерти, то любимый брат ни в чем не виноват:
«Как-то нам с братом, я уже не помню, кому из нас [могу поспорить, что Никласу. –
В случае же с отцом маленький Никлас Франк словно бы отчаянно ищет подтверждение, за что так сильно ненавидит его, за что в глубине души желает ему смерти, не имея возможности выместить свое либидо. Он совершенно спокойно отнесся к тому, что в 1946 году его отцу на суде вынесли смертный приговор. Полагаю, он желал своему родителю смерти еще до этого. И уж совершенно очевидно, что желал он ее совсем не потому, что его отец уничтожил всю Польшу. А спустя годы Никлас убедит себя, что мотивы его ненависти связаны с массовыми убийствами мирного населения. Думаю, это неправда.
С утра мы отправляемся на Тиргертнерторплац – туда, где вчера ужинали. Я хочу показать Франку бронзового зайца, городскую скульптуру авторства Юргена Герца, которая, судя по всему, не впечаталась в его сознание даже дагерротипом: Франк уверяет, что никакого зайца не помнит. Между тем он есть. И стоит недалеко от дома Альбрехта Дюрера, являясь прямым антонимом зайчиков с дюреровских гравюр.